Певчая

— Завтра похороны, — было больно думать об этом, но не только потому, что леди Илейн умерла, а потому что меня все еще ранило, что она соврала мне. Но я хотела выразить свое почтение ей. Она все равно помогла мне стать сильнее, она была права во многом, даже если я не все это принимала. — Мы не сообщали многим. Так что людей много не будет.

— Если хочешь, я приду, — сказал Нат.

Я удивленно посмотрела на него.

— Ты не должна быть одна, — сказал он.

— Ты очень добрый, — медленно произнесла я. — Но, думаю, мне нужно пойти одной, — мне было сложно справляться с чувствами в обществе, особенно, если это был Нат.

— Понимаю, — сказал Нат, хотя по глазам было видно обратное.

Молчание между нами стало напряженным. Я встала уходить и склонилась, чтобы поправить одеяла Пенебригга.

Нат испуганно посмотрел на меня.

— Твой камень!

Кулон выскользнул из-под платья, рубин свободно повис. Я покраснела. Я не хотела, чтобы кто-то видел его так близко, особенно, Нат с его острым взглядом.

— Он не сияет, — сказал он.

— Прошу, не говори, — попросила я, спрятав камень, — не говори никому.

— Но почему…? — я увидела, как он все понимает. — Он сломан?

— Тише! Никто не должен знать.

У меня не было столько врагов, как боялась леди Илейн, они не были такими сильными, но за последние дни я поняла, что они все же есть. Не вся знать была рада плану короля восстановить парламент и другие свободы, и они винили в его поступках меня. Другим придворным просто не нравилась магия. Они верили, что я сильна, потому не нападали открыто. Но это могло измениться, если они поймут, как я слаба.

Я была уверена, что гримуар соврал об уничтожении моего рубина. Сначала я заметила только трещинку. А позже вечером, когда радость превратилась в усталость, я поняла, что вес изменился, камень стал легким, как ракушка. Осмотрев камень, я с ужасом поняла, что гримуар не соврал: трещина была маленькой, но проходила через сердце рубина. Магия камня вытекла, свет пропал. Теперь он был мутным, как камень леди Илейн.

Чтобы избежать неловких вопросов, возможно, стоило принять камни, что предлагал мне король, и носить один из его рубинов, там был один правильного размера. Но Нат все равно заметил бы подмену. А мой камень, хоть и треснутый, был единственной вещью, оставшейся мне от мамы. В нем уже не было сил, но я не могла бросить его. Потому я могла лишь скрывать его, и пока что стратегия работала.

Нат понизил голос, но не сменил тему.

— Хочешь сказать, что ты больше не можешь творить Проверенную магию?

— Хуже, — я не хотела ничего говорить, но что-то во мне требовало сказать ему правду. — Я не могу применять и Дикую магию.

— Что?

— После того, как я разрушила гримуар, я не услышала ни единой ноты.

Снимала я камень или нет, а тишина оставалась. После четырех дней без музыки я боялась, что она ушла навеки.

Хуже того было то, что я не понимала, почему. Леди Илейн и гримуар предупреждали, что я потеряю камень, а с ним и способность работать с Проверенной магией. Но никто не говорил, что я потеряю и Дикую магию. А это случилось.

Дикая магия предавала, когда этого ожидал меньше всего. Разве леди Илейн меня не предупреждала?

— Ты ничего не слышишь? — спросил Нат.

— Даже лунный шиповник.

Я видела испуг на лице Ната, а потом облегчение.

— То есть теперь ты такая же, как и все мы?

Он радовался, что я потеряла свою магию?

Я недовольно посмотрела на него.

— Нат, я потеряла все. Свой дар, мастерство, все, над чем работала, все, чем могла защитить себя…

— Я защищу тебя, — возразил он.

— Я хочу защитить себя сама.

В тишине я смотрела на него, вдруг понимая о границе между нами. Я думала, что он мне ближе всех. Но он не мог понять меня, не мог даже принять меня такой, какой я была. Я чувствовала себя сломанной, но для него я без магии была лучше.

От этого удара я едва могла дышать.

— Мне нужно идти, — натянуто сказала я. Я не буду плакать перед ним. Я встала и пошла к двери. — Поклянись, что никому не расскажешь об этом.

— Клянусь. Люси…

— Нет, — я едва могла говорить. — Мы больше ничего не скажем. Ничего хорошего не будет.

Он не успел меня остановить, и я покинула комнату, расстроенная слишком сильно, чтобы даже попрощаться.

Глава сороковая НОВЫЕ ПЕСНИ

Три месяца спустя я сидела у моря, скрестив ноги, и смотрела на волны.

Одинокий берег, это место дал мне король. Он хотел дать мне что-то роскошное: замок в Лондоне или красивое поместье. Но я хотела уединения. Кроме короля, редкие люди знали, что я осталась в Англии, редкие знали, где мы поселились. Мы с Норри жили вдали ото всех, мы не видели никого неделями.

— Люси! Где ты? — позвала Норри.

Я услышала ее шаги на песке. Я помахала, и она направилась ко мне.

Время у моря пошло Норри на пользу. После стольких недель на свежем воздухе и свете она почти стала прежней. Это радовало, но она носилась со мной, как курица с единственным яйцом. Отвлекалась она только на сад, где и копалась, когда я сбежала сюда.

— Люси, милая, ты быда здесь все утро? — она стояла передо мной, щурясь на солнце. — Ты терзаешь себя слишком сильно.