Певерил Пик

Мудрый блюститель правосудия, к которому привели Певерила, был человек благонамеренный, весьма ограниченных способностей и довольно робкий по характеру. До разоблачения заговора папистов, встревожившего всю Англию, и особенно Лондон, мистер Молстатьют с безмятежным удовольствием и гордостью отправлял обязанности мирового судьи, верша людскими судьбами и пользуясь всеми почетными прерогативами своей должности. Но убийство сэра Эдмондсбери Годфри произвело такое сильное пли, лучше сказать, неизгладимое впечатление на его разум, что после этого достопамятного и горестного события он заседал в храме Фемиды со страхом и трепетом.

Придавая весьма большое значение себе как должностному лицу и имея довольно преувеличенное мнение о своей персоне, почтеннейший судья с тех пор видел перед собой и вокруг себя только веревки и кинжалы и, покидая свой дом, который он основательно обезопасил с помощью отряда из нескольких дюжих караульных и констеблей, был всегда уверен, что за ним неотступно следит какой-нибудь переодетый папист с облаженной шпагой под плащом. Потихоньку даже болтали, что однажды в припадке страха почтенный мистер Молстатьют принял свою кухарку, которая держала в руках трутницу, за иезуита, вооруженного пистолетом; но если бы кто-нибудь отважился посмеяться над ошибкой судьи, то скорей всего ему потом пришлось бы в этом раскаяться, ибо он мог прослыть насмешником, не принимающим заговор всерьез, а ведь это считалось почти таким же преступлением, как участие в самом заговоре. Однако, как бы ни были смешны и нелепы страхи честного судьи, они были в то время настолько естественны — ибо лихорадка охватила всех добрых протестантов в стране, — что мистер Молстатьют казался одним из храбрейших людей и лучших чиновников, хотя в страхе перед кинжалом, который ему постоянно рисовало воображение, он вершил суд и расправу в укромных уголках собственного дома и лишь изредка, если зала охранялась достаточным нарядом полиции, посещал съезды мировых судей. Таков был человек, в чью дверь, запертую на цепи и засовы, с важным видом постучался констебль, приведший Джулиана.

И все же, хотя стук этот был привычен и всем известен, дверь не отпирали до тех пор, пока писец, исполнявший обязанности главного охранника, как следует не рассмотрел вновь прибывших сквозь защищенное решеткою окно; ибо кто мог поручиться, что паписты не узнали условного стука констебля, не переоделись его помощниками и под предлогом доставки арестанта не ворвутся в дом, чтобы убить почтенного судью? В «Повествовании о заговоре» рассказывались ужасы и" пострашнее.

Убедившись, что все в порядке, писец повернул ключ в замке, отодвинул засовы и снял цепь, позволив пройти констеблю, его помощникам и арестованному; затем дверь снова заперли прямо перед носом у свидетелей, которым, как людям менее надежным, было приказано — через окошко — дожидаться на дворе, покуда их не вызовут.

Джулиану было не до смеха, а иначе он, верно, не удержался бы от улыбки, взглянув на наряд писца: поверх черного холщового балахона на нем была широкая кожаная перевязь; с нее свисала огромная сабля, а сбоку были заткнуты два длинных пистолета. Вместо же существенно отличной от обывательских головных уборов плоской шляпы, которая обычно увенчивала наряд писца, на засаленные локоны его парика был напялен заржавевший стальной шишак, который, вероятно, участвовал в сражении при Марстон-муре; к нему, наподобие султана, было прикреплено гусиное перо, ибо форма шишака не позволяла засунуть, по тогдашнему обычаю, перо за ухо.

Эта смехотворная особа провела констебля, его помощников и задержанного в низкую залу, где отправлял правосудие достопочтеннейший мистер Молстатьют; этот последний выглядел еще смешнее, чем его писец.

Некоторые добрые протестанты, будучи весьма высокого о себе мнения и потому считая, что они достойны стать жертвами жестокости католиков, в подобных случаях рядились в боевые доспехи. Однако они вскоре убедились, что стальные латы с железными застежками не совсем удобны для человека, которой любит плотно поесть, да и кольчуга тоже мешает пожить всласть. Были и другие возражения: грозный вид облаченных в броню и доспехи людей вызывал на бирже, где большей частью собирались купцы, тревогу и беспокойство, а также многочисленные жалобы на тех, кто не служил в регулярных войсках — ни в артиллерии, ни в пехоте — и поэтому не имел опыта в ношении доспехов.