– Я нахожусь на пороге больших начинаний. Я хочу резко двинуть Россию вперед, как двигают огромный тяжелый состав. Уже все готово. Локомотив, вагоны, проложена колея, подобраны вожатые, построены мосты и новые вокзалы. Но опасность в стрелочниках. Не пустят ли состав под откос? Не разберут ли колею? Не засунут ли мину в локомотив?
– Женись на мне. Ведь ты обещал. Мы будем прекрасными мужем и женой. Ты развелся со своей совой, так женись на мне. Ты не можешь появляться на всех международных раутах один, когда другие мировые лидеры приехали со своими женами. Я буду самой красивой из них. Я их сравниваю с собой. Я самая красивая.
– Сейчас не время, дорогая. Надо добиться первых крупных успехов. Тогда сыграем свадьбу. Народ поймет – мы празднуем первые победы.
– Ты много раз обещал, и все откладываешь. Ты не любишь мня?
– Люблю. Как можно тебя не любить?
Подкопаев и Вероника ждали гостью. В зал быстро, нервно вошла женщина лет шестидесяти, полная, рыхлая, с трясущейся грудью. На ее серых одутловатых щеках были вмятины, как на лежалых яблоках. Она была одета небрежно, даже неряшливо. Туфли давно вышли из моды. Горло закрывал выцветший шарф.
– Мое время ограничено, за мной следят. Я сказала, что иду к массажистке, – произнесла она, не здороваясь, и уселась в кресло.
Подкопаев не успел расшаркаться и подать ей руку. Уселся рядом.
– Мы выбрали место встречи, полагая, что всякое прошлое, даже самое мучительное, в конце концов каменеет и уже не причиняет боль, – начал церемонно Подкопаев, но Светлана Федоровна Вязова нервно его перебила:
– Они постоянно следят за мной. Не выпускают из дома. Всюду камеры наблюдения. Запретили подругам меня навещать. Они нацепили на меня устройство, по которому узнают, где я. Может, в этих туфлях! – Она вывернула ногу, показав стоптанный каблук. – Может, в этом шарфе! – Она оттянула шарф, обнажив розоватый зоб на шее. – Он приказал заточить меня в монастырь, и меня держали в келье чуть ли не в кандалах. А монахиня, приставленная ко мне, била меня! – На глазах Светланы Федоровны появились слезы, но это были не слезы страдания, а слезы гнева.
– Что же заставило вас развестись? Вы казались любящими супругами. Вы прекрасно выглядели, когда появлялись на трапе белоснежного самолета. Мы привыкли вас видеть в вашем чудесном васильковом платье. На зеленой лужайке Белого дома, прогуливаясь с первой леди Америки, вы выглядели изумительно! Простите мою нескромность, – произнес Подкопаев.
– Я не хотела давать развод, он взял его силой. Грозил, унижал, ломал мою волю. Эти бесконечные измены, нескончаемые любовницы! Он всегда был неразборчив. Официантки, поварихи, горничные в гостиницах. Когда стал возвышаться, появились актрисы, балерины. А теперь эта олимпийская чемпионка! Только и знает, что прыгать с шестом. Знаю, на какой он шест ее насадил! – Глаза Светланы Федоровны мстительно сверкали. Ненависть вернула щекам румянец. Она помолодела. И было неясно, что является правдой в ее гневных обличениях, а что подсказано ядовитой, жалящей фантазией: – Он слабый мужчина, почти бесполый. Чтобы добиться мужского наслаждения, он мучит женщину, бьет, заставляет выделывать всякие фокусы. Но все равно я любила его!
Подкопаеву почти не приходилось поощрять ее. Она была переполнена страданием, гневом, местью. Дерево, стоящее за ее спиной, распушило крону. Шар зеленых листьев увеличился почти вдвое. Вероника сбросила блузку и погрузила голые руки в глубину листвы, словно нащупывала скрытые точки. Дерево вздрагивало, откликаясь на ее прикосновения. Ее глаза огненно сияли.
– Он страшный человек, – продолжала Светлана Федоровна. – Он не допускал меня к своей работе, но я все равно видела, как он вершит свои кремлевские дела. Когда утонула подводная лодка и моряки умоляли вызволить их наружу, он запретил это делать. Он обещал американскому президенту не раскрывать, что американцы виноваты в гибели лодки. А моряки могли рассказать, и их утопили! Вы слышите, их утопили! Пусть об этом узнают их вдовы, дети и матери! – Она обвиняла Вязова в страшных преступлениях, веря, что когда-нибудь его покарают и она будет отмщена. – Когда в Беслане террористы взяли детей в заложники, школьников можно было спасти. Вступить в переговоры. Он приказал стрелять по школе из танков, и всех детей убили по его приказу. А потом при народе он делал вид, что жалеет детей, даже слезы у него появились! Пусть каждую ночь к нему приходят дети с оторванными руками и ногами!
Светлана Федоровна зарыдала, но ее рыдания были сухие, без слез. Слезы давно были выплаканы, оставалась дерущая горло боль.
– И еще про его богатства! Он богаче всех на земле. Он получает деньги с каждой капельки русской нефти, из каждой трубы русского газа. Если русский человек заработает рубль, десять копеек идет ему в карман. Его друзья смеялись: «В России существует неучтенная президентская десятина!» Я долго молчала, но теперь об этом должны узнать все! Он сын блокадников. Его родители экономили корочки хлеба. А он загребает себе все русские богатства, оставляет народ нищим!