Певцы и вожди

– Я умышленно задал вопрос о стимуле, и вы на него ответили пугающе близко к следующему за ним вопросу, буквально стрельнули в него. Итак, вопрос к вам, единственному, насколько мне известно, исследователю, как теорему доказавшему адекватность советской и нацистской массовой песни: в образовавшемся духовном вакууме не вернутся ли иные к их бодрой мажорности? Ведь их пели, да еще как! «Дойче зольдатен унд официрен…», «Лейся, песня, на просторе, не скучай, не плачь, жена…» Песни были хороши, в них звучал искренний задор, энтузиазм – такие желанные чувства! Мне даже кажется, что убила эти песни не массовость исполнения, а лживость идеологии, едва она была осознана поющими. Но – «новые птицы – новые песни». Оказывается, не всё было плохо в сталинизме! Нет ли у вас опасения, что идеологический вакуум заполнится старыми идеями и старыми песнями в новом исполнении? Представьте, как звучала бы теперь «Дойче зольдатен унд официрен». Страшно подумать, но ведь жизнь обгоняет наше воображение…

– Зазвучат ли старые песни в новом исполнении? Здесь вы прикоснулись к чрезвычайно больному вопросу. В Германии – не зазвучат, там прошел долгий, неровный, мучительный процесс денацификации, отторжения прошлого, преодоления нацистского мифа. Что-то вроде операции на собственном мозге, притом без наркоза. В России такого процесса не было, ее никто не оккупировал, и некому было надавить…

– …до недавнего – и то мельком – замечания Путина об опасности ростков сталинизма…

– Именно мельком! С прошлым не рассчитались как следует, точки над i не поставили. Россияне, забывая о страшном историческом контексте, наслаждались «Кубанскими казаками» (до недавнего времени во всяком случае) и пели песни Дунаевского и Лебедева-Кумача, служившие аккомпанементом Большому террору и прославлявшие режим. А сейчас, не моргнув глазом и не поведя ухом, слушают мелодию, которая (у моего поколения!) тут же вызывает в памяти строку «Нас вырастил Сталин» и весь прочий ужас. Да, вырастил и, как пел Юлик Ким, «…сидит глубоко в яйцах и диктует каждый шаг». Ну, может, не каждый уже, но противоядие не выработано. И не исключено, что люди вновь запоют то, что певали при Отце. Или близ-кое этому, непременно подхлестывающее, маршевое и зовущее. Зовущее куда? Вероятно, не к тому, чтобы пролетарии всех стран соединялись. Если такое случится, то речь пойдет скорее о национальном единстве, о русской идее, о крови, почве, о вреде инородцев, об особом пути России и т. п.

– Обязательность и массовость, будем говорить, убили советскую массовую песню, более изящную (переводя вашу характеристику в краткий эпитет), чем нацистская. Я знаю, вы – преданный песне 60–70-х динозавр, и о сегодняшнем положении в жанре не считаете себя вправе судить, и всё же… Эта вакханалия гитарной поэзии, собирающей тысячные слеты на всех континентах, где звучит русская речь, песенное движение, не знающее удержу в энтузиазме, нетвердое в критериях… Чем вы объясняете такую тягу и как видится вам будущее гитарной поэзии при таких условиях?

– Не совсем понял ваш пассаж о том, что «массовость убила советскую песню». Она ведь и задумана была как песня для масс и стала, наверное, самым тонким и эффективным проводником советского мифа в эти самые массы. Она просочилась в их сознание и подсознание…