Певцы Родины

копирования с натуры. Художник вкладывает в свой труд очарование,

впечатление. Поэтому никакая фотография, даже и цветная, не может помешать

высокой ценности истинно художественных произведений - в них ценится живая

душа художника".

"Не ждали"

Нежданно-негаданно в дом входит его бывший хозяин. Он вернулся из

ссылки. Заросший, в измызганном буром армяке, почти неузнаваемый. На

изможденном лице следы бессонных этапных ночей, ледяных сибирских ветров,

голода и лишений.

Но он пришел!

На картине изображены первые секунды встречи с близкими. На лицах

людей - сложнейшая гамма чувств. От равнодушия, недоумения, испуга до

изумления и восторга.

Тишина. Только еле слишно скрипят половицы... Через миг раздадутся

крики радости, смех, рыдания.

Привстала мать, ее взор прикован к дорогим чертам, еще мгновение - и

дрожащие руки обнимут сына. Жена не верит глазам, не верит своему

призрачному счастью. Сын застыл в радостном изумлении. Ведь его отец -

герой! Дочурка напугана. Она не знает этого чужого дядю. Кто это?

Покой маленькой семьи нарушен. Жизнь ставит перед каждым строгий и

суровый вопрос: "Что делать?"

Художник написал самый обыденный интерьер, хорошо оттеняющий

необычность и драматичность происходящего.

Картина имела ни с чем не сравнимый успех. Появившись на XII

Передвижной выставке, она была подобна разорвавшейся бомбе... Ведь не надо

забывать о той обстановке, которая была тогда в России. Реакция, чудовищная,

небывалая захлестнула страну. Это был ответ самодержавия на выстрел

народовольцев 1 марта 1881 года.

Зрители ломились на выставку. Стасов ликовал:

"Репин не почил на лаврах после "Бурлаков", он пошел дальше вперед. Я

думаю, что нынешняя картина Репина - самое крупное, самое важное, самое

совершенное его создание".

Не было, пожалуй, ни одного дома, ни одной семьи в городе, где бы не

обсуждали новую картину Репина. Его слава, казалось, достигла зенита.

Равнодушных не было. Правда, мнения были всякие.

"Репина, наверное, произведут в "гении", - писали "Московские

ведомости". - Жалкая гениальность, покупаемая ценой художественных ошибок,

путем подыгрывания к любопытству публики, посредством "рабьего языка". Это

хуже, чем преступление, это - ошибка... "Не ждали"! Какая фальшь..."

Но никакая ложь, никакая грязь не могли заслонить правду и свет,

заключенные в картине. В те далекие дни эта картина была откровением.

Новаторской была и ее живопись - светлая, валерная.

Велико было гражданское мужество создавшего холст. Но это был далеко не

предел возможностей художника. В мастерской Репина на мольберте стояло новое

полотно, которому было суждено стать одной из самых знаменитых картин

России.

"Иван Грозный и сын его Иван"

"Работая усердно над картиной, - пишет Репин, - будучи страшно разбит

нервами и расстроен, я заперся 3 своей мастерской, приказав никого не

принимать, и сделался невидимкой для петербургского общества, А между тем

слухи о моей картине уже проникли туда, и многие желали ее видеть, я же

принял меры, чтобы ранее времени праздные зеваки не могли удовлетворить

своего любопытства и мешать мне работать..."

Что же это была за картина, которая уже в мастерской вызывала такой

интерес у публики? Знаменитая "Иван Грозный и сын его Иван"... Репин

вспоминает о страшном напряжении, которое он испытал:

"Я работал завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я

отворачивался от этой картины, прятал ее. На моих друзей она производила то

же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над

ней".

Наконец полотно было выставлено. Вот один из отзывов об "Иване",

написанный в письме к автору Львом Толстым:

"Третьего дня был на выставке и хотел тотчас же писать Вам, да не

успел. Написать хотелось вот что, - так, как оно казалось мне: молодец

Репин, именно молодец. Тут что-то бодрое, сильное, смелое и попавшее в цель.

На словах много бы сказал Вам, но в письме не хочется умствовать... Он самый

плюгавый и жалкий убийца, какими они должны быть, и красивая смертная

красота сына. Хорошо, очень хорошо. И хотел художник сказать значительное.

Сказал вполне ясно. Кроме того, так мастерски, что не видать мастерства. Ну,

прощайте, помогай Вам бог. Забирайте все глубже и глубже".

Бонч-Бруевич вспоминает:

"Еще нигде не описаны те переживания революционеров, те клятвы, которые

мы давали там, в Третьяковской галерее, при созерцании таких картин, как

"Иван Грозный и сын его Иван", как "Утро стрелецкой казни", как "Княжна

Тараканова", как та картина, на которой гордый и убежденный революционер

отказывается перед смертной казнью принять благословение священника... Мы

долго-долго смотрели на судьбу политических - нашу судьбу - "На этапе" и

близко понимали "Бурлаков".

Такова была роль картин Репина. Они будили умы, будоражили души,

заставляли пристальнее вглядываться в происходящее. Трудно переоценить