Только однажды шашка чуть не пошла в дело. Один из знакомцев решил пошутить над гимном. Шутка была невинной, но Георгий выхватил клинок из ножен. На нем повисли двое зрителей и один узбек. Знакомец остался невредим, но шутить перестал. Говорили, что навсегда.
На Крещение Георгий обычно собирал толпу друзей и вез на иордань нырять в прорубь. Религиозное чувство для него было вторичным, главное – преодоление себя. Хотя чужая душа – потемки. Никто не знает, когда и где она, душа, встречается с Богом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Медвежий угол
Я, придя к столу с пустыми руками, чувствовал себя неудобно. Живу тут бесплатно, кормлюсь-поюсь, и все это непонятно за какие заслуги. И даже, быдло городское, бутылку не принес. Ну вот не сообразил, что ты будешь делать!
Сперва, конечно, поцеремонились, но после первых двух рюмок разошлись. Я произнес рассчетливо-прочувственный тост о местном гостеприимстве, радости знакомства с новыми людьми и широте земли русской. Дмитрий в своем алаверды выразил восхищение Питером, в котором никогда не был, но надеялся непременно побывать. Тут, видимо, надо было пригласить присутствующих в Питер, но я воздержался до поры.
– Давайте, жарьте мясо, болтуны, – решительно взяла инициативу в свои руки Элен.
Мне эта перспектива не показалась такой пугающей, как раньше. Несколько рюмок разбудили аппетит, так что мясо было кстати.
В этот момент во двор вошла собака. Размеров она была невероятных, какой-то невнятной пегой масти, худая и тупорылая. Неспешно дотрухавшись до нас, псина присела рядом со столиком, восторженно уставившись на мясо.
Я невольно подобрался. Собака вела себя довольно меланхолично, но выглядела устрашающе. Прям Фредди Крюгер животного мира.
– Тайка, Тайка, – погладил псину по голове Гоша. А Дмитрий дал монстрообразной Тайке кусок мяса.
– Все, давай, иди, – сказал он непрошенной гостье, и она сразу, хотя и не спеша, удалилась.
– Интересные у вас тут собаки, – выдохнув, промолвил я. – А вы с ними так запросто. Накоротке.
– Собаки – это что, – ответил Дима, раздувая угли. – У нас некоторые лошадей домой водят.
– Это как? – обалдел я. Ничего себе у них. Широко живут.
– О, это поэма жизни… – и мастер мечтательно поднял глаза к небу.
– Да, – поддержал Гоша. – Именно.
***
– Ты, Олег, видел двухэтажки на Юбилейной? – начал Дима. – Ах, нет еще? Ну и ладно, не много потерял. Честно говоря, дрянь, а не двухэтажки.
Они примечательны лишь тем, что были одними из первых многоквартирных домов, построенных в поселке. Рядом с ними народ тут же построил сарайчики. Капитальные такие сарайчики, с подвалами. Сельское хозяйство и животноводство были тогда у разуменцев в чести, в сараях разводили кур, индюков и поросята. Удобно: рядом с домом своя маленькая ферма. Почти все этим занимались.
Среди сараевладельцев был и Петька Мельский. Но он, в отличие от соседей, тяготел к лошадям. И жил у него в сарае цельный конь. Черный прекрасный ахалкетинец. Звали Бароном.
Петр работал на племзаводе, там он тоже занимался лошадьми. Но этого ему показалось мало, потому и завел личного питомца. И все было хорошо до одного вечера.
В тот вечер Петр изрядно отдохнул с коллегами, и, убираясь у Барона, вдруг озадачился странной мыслью. "А пойдем, – говорит, – друг мой любезный, ко мне в гости. А то ведь я у тебя – каждый вечер, а ты у меня ни разу и не был! Пошли покажу, как мы живем". Конь ответил "и-го-го", что было расценено Петром, как знак полного согласия.
Взял Мельский, значит, друга своего любезного под узду и повел в свои двухкомнатные хоромы. Уже стемнело, и по дороге им никто не встретился. Возле дома тоже никто не сидел (ой, да лучше б сидели), а потому прошли без помех. Правда, уже при заходе в подъезд коник начал переживать и стесняться. Понимал, видать, что не конюшня это. Но настойчивость хозяина оказалась столь велика, что устоять возможности не было.
Кое-как поднялись по лестнице, зашли в квартиру. Не без труда, конечно, зашли, все-таки проект дома не был рассчитан на таких габаритных существ. Петр, вполне довольный собой, трепал коняшку по гриве, ободрял его, радовался: вот и ты, мол, у меня в гостях, смотри, как здорово!
В этот момент, на беду, этажом выше зашумели дети. Затопали, громыхнули чем-то. Конь, и так находившийся в крайне некомфортном эмоциональном состоянии, мгновенно впал в панику. Вокруг происходило нечто страшное, а бежать некуда. Он крутанулся и крупом своим зацепил шкаф. В шкафу загремела посуда, звон стоял на весь дом. Мельский заорал благим матом. Из спален выскочили жена и дети, которые тоже соответственно заорали. Ну, а ты бы не заорал? Конь заржал, и на уши встал весь дом.
Последующие минут пятнадцать восстановить трудно, потому что все свидетели были в состоянии аффектации: орали, ржали, роняли мебель и посуду. Кто-то из соседей, естественно, вызвал милицию, потому что, судя по доносившимся до них звукам, рядом происходило смертоубийство.