ПГТ

– Вас понял, к двенадцати я, как штык, здесь! – почти гаркнул я в том же идиотском бравурном тоне.

***

В коридорах школы царила тишина. Возле двери класса я остановился, чтобы перевести дух, но сделать этого не успел. Дверь неожиданно распахнулась, Виолетта Геннадьевна схватила меня за руку и буквально втащила в кабинет.

"Ого! – только и успел подумать я. – Да она затейница".

Мы быстро проследовали вдоль парт до заднего ряда, где она, присев, скрылась под партой. Но тут же снова появилась, отчаянно сигналя рукой: давай, мол, ко мне, скорее. Не особо размышляя, я тоже нырнул под парту. Света называет меня авантюристом. Наверное, все-таки не зря.

Внизу было не темно и не страшно. Даже приятно. Особенно от близости молодой незамужней женщины. Пахло половой мастикой и геранью. За те несколько минут, что мы были одни, я успел рассмотреть хранительницу школьного музея более детально.

Не сказать, что красавица, но лицо очень живое. Глаза – бусинки, круглые и блестящие. Носик чуть вздернут, но в меру. Не люблю "мартышонов", но именно ее эта деталь не портила. Пухлые губки. Ямочки на щеках. Набор под названием "счастье командировочного".

Виолетта напряженно смотрела в сторону дверей, прислушиваясь. Потом еле слышно прошептала:

– Сидите, пока не скажу выйти.

"Конкурсы интересные, и тамада хороший", – подумалось мне. В подобных забавах я не участвовал со времен глубокого школярства. Показал глазами: сижу, сижу.

Прошло еще несколько минут, и дверь в класс тихонько приоткрылась. Кто-то по-шпионски прошмыгнул к учительскому столу.

Виолетта Геннадьевна стремительно встала и, уперев руки в боки, с нестрашной строгостью произнесла:

– Светашова, значит, это все-таки ты!

Раздалось испуганное "ой", и кто-то быстро выбежал из класса. Я сидел и смотрел на коленки, расположившиеся перед самым моим носом. Что уж говорить, коленки были красивые. Причем без всяких "но". Я готов был любоваться ими и дальше, но тут училка вспомнила про меня:

– Вылезайте, что вы там расселись?

"Логично, – подумал я. Сначала: "Сидите, пока не скажу", а потом: "Что вы расселись". Вслух я, конечно, ничего не сказал. Женскую логику вслух лучше не комментировать, себе дороже. Молча вылез из-под парты и отряхнул колени.

– Нет, вы представляете, какая дерзкая девчонка? – возмущалась Виолетта Геннадьевна. – Уму непостижимо!

– Простите, – осторожно сказал я, чтобы не попасть под горячую руку, – а что эта Светашова хотела сделать?

– Да она себе и своим подругам оценки в журнал дописывала. Никак поймать не могли. У нас учительница по русскому, старенькая, так она мне потихоньку говорит: "Представляете, Вита, поставила несколько "пятерок" в седьмом "Б" и не помню за что. Такого со мной раньше не случалось. Пора на пенсию". А это Светашова, оказывается. Чуть с ума не свела человека.

Я не смог удержаться от смеха. Училка сердито зыркнула на меня своими бусинками, но потом тоже улыбнулась.

– Придется с ней поговорить, а то она не образумится. И жизнь себе испортит.

Я изумился.

– Вы что, никому ничего не скажете? И к директору ее не отведете?

– Зачем? – искренне удивилась Виолетта. – Человек должен сам понять, что поступать так нехорошо. А наказание может только озлобить.

Не могу сказать, что я разделял подобную педагогическую методику, но понял, что если начать спорить, то ближайший час мы проведем в дискуссии. Надо было действовать решительно. И я взял быка за рога:

– Не могли бы вы показать ваш музей?

Виолетта пару секунд посмотрела на меня, переключаясь, а потом сказала:

– Пойдемте.

***

– Вообще, конечно, музей – это так, громко сказано, – объясняла по дороге Виолетта. – Небольшая комнатка. Раньше там хранились наглядные пособия, в том числе и заспиртованные. Трое преподавателей-мужчин на этом погорели. Кто из них первый предложил попробовать пособия, неизвестно. Но когда хватились, спасать было нечего. Виновников вычислили, было большое собрание, выговоры, шумиха. Директрисса сказала, что теперь все пособия будут будут закупаться лишь со всяким смертельным формалином. Чтобы даже не думали!

Я уже потом в школу пришла. Я же в Санкт-Петербурге училась, в педагогическом. Да, да, а вы не знали? Ну вот. Идея создать музей просто витала в воздухе. Убедила начальство, выделили мне эту "экспонатную" комнатку, а сами пособия по классам раскидали. И начала я собирать потихонечку. Фотографии всякие, документы. Представляла себе, как будут приходить сюда люди, смотреть, знакомится с историей.

– И что, приходят? – спросил я.

– Нет, – легко ответила она. – Сначала захаживали, а в этом году никого не было. Но я не унываю. Документы не пропадут. Сейчас не нужны – потом понадобятся.

И в этот момент мы добрались до музейной комнаты.

***

Школьный музей представлялся мне очень скучным. Что-то такое формально-стандартное. Что-то такое, от чего начинается неконтролируемая зевота и клонит в сон.

По дороге я сделал серьезное лицо. Прямо-таки насупился, как и подобает работнику столичного архива. Приготовился выдавать дежурные похвалы.