[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Фил всегда находился в стороне от национальных конфликтов, но фраза рыжего вызвала у него неожиданную реакцию:

— Сам ты — козёл!

Вероятно, должна была завязаться драка, но в этот момент хохлы- архангелы отворили ворота для следующей группы просителей: очередь всхлипнула, заёрзала и приличный её кусок окунулся в тёплое чрево жёлто-блакитной крепости свободы.

А внутри полным ходом звенели жнива!

Пели косы, скользя по золотистым струнам пшеницы, и в ритме каждого шага охали косари; трещали снопы в жилистых руках толстозадых теток, и взвизгивали в объятиях крепких парубков пышногрудые девчата за высоким стогом сена; груженные доверху возы торопились за ритмичным ходом рыжих коней, а на возах лениво пощелкивали кнутом, отгоняя с дороги придурочных курей и распугивая наглые гусиные стада, мужики в засаленных кепках; вздымая торфяную пыль, разбредались по дворам коровы и телята, а сморщенные бабки, высушенные многолетним стажем полевых работ, дожаривали к вечере сало с яйцами и расставляли по столам гранчаки…

Голограмма впечатляла.

Не всех, естественно. Многие, даже не взглянув на чудеса украинской голографии, устремлялись к регистрационным окнам и лихорадочно просовывали в узкие бойницы дискеты с набором эмиграционных документов.

Дальше следовало томительное ожидание вызова на интервью.

Ситуация усугублялась тем, что, по известной бережливости украинцев, вокруг не было ни одного реального стула, на который можно было бы опустить реальный зад и дать отдых натомившимся ногам. Особенно невыносимо было людям пожилым. Они с трудом прохаживались по иллюзорным полям, пытаясь подпереть спиной освободившееся место у осязаемой стены.

Безымянная рука подхватила дискету Фила, и окошко тут же захлопнулось. Безликий голос произнес нечто на незнакомом языке — благо, переводчик немедленно отреагировал и приказал дожидаться вызова. Фил сделал шаг в сторону и тут же наткнулся на Давида, усевшегося на раскладном стульчике.

— Потомственных эмигрантов отличает опыт выживания в трудных обстоятельствах!

Словно самурайский меч из-за спины мудреца вылетели складные ножки еще одного сидения, и он галантно выставил его перед Филом:

— Сщайте, куме!

— Извините, — проморгал подсказку переводчика Фил, — я вас не понял.

— О! А еще собрался на родину предков! — съязвил балагур и с шиком перевел: — Я сказал: «Садись, дружище!». Хотя, по правде, — поправился полиглот, — перевод весьма приблизительный.

— Спасибо, я постою, — вежливо ответил Фил, но стул из рук Давида взял и поставил перед пожилой четой, застывшей в неудобной позе у стены ожидания: — Присаживайтесь…

— Вежливость и дружелюбие — первый закон странников! — Давид шлепнул вторым стулом перед носом растерянных стариков и, подхватив собеседника под руку, поволок его вдоль трехмерных привидений.

— Ты послушай моего совета: рассказывай версию, которую проверить невозможно! Доказать, что ты украинец, — не сможешь! Языка не знаешь, истории тоже. Прикинься обиженным евреем! Скажи, что твои родители тайно соблюдали все заповеди Торы, но в синагогу не ходили, потому что вы жили в престижном китайском районе и они боялись преследований! В школе над тобой издевались черные и узкоглазые, в хороший колледж не принимали ни за какие деньги, не было ни малейшей возможности изучать родной язык и культуру, а мацу и фаршированную рыбу ты вынужден был есть по секрету от соседей!

— Я все понял, спасибо, — Филимону удалось остановить говоруна, направив его прямо на здоровенного быка, хоть и ирреального, но на вид — весьма грозного.

— И шутки твои дурацкие! — хохотнул Давид и растворился в золотистой соломенной пурге, взвившейся над гумном.

Ждать пришлось еще томительных два часа. Все это время Давид, словно заправское привидение, неожиданно возникал в скоплениях других эмигрантских особей и точно таким же манером исчезал. В какой-то момент Фил упустил его из виду, отвлекся и чуть было не проморгал вызов — благо, его фамилию и номер комнаты для прохождения интервью нудный голос повторил дважды.

В комнате Фил обнаружил наличие реальных стульев и совершенно очаровательной кареглазой брюнетки за столом.

— Смелее! — мелодичным голосом подбодрила она Филимона и жестом указала на стул.

— Трудно вам отказать в этом предложении, как, впрочем, и в любом другом! — брякнул без обдумывания Филимон.

Пассаж выдался штампованным и плоским, но девушка интеллигентно этого не заметила.

— Хорошо, — легкая улыбка мелькнула на её лице, — в таком случае возьмите детектор и говорите правду, ничего, кроме правды!

Она протянула Филу серебристый диск, а сама исчезла в складках тёмно-синей драпировки в глубине комнаты.