Пядь земли

Закрывает глаза Красный Гоз, и опять появляется перед ним поле: безжалостное, слепое небо, горячая земля, бесцельно слоняющаяся скотина… Кожей своей ощущает он жару. Можно ли словами, молитвой добыть дождь из сухого, слепящего воздуха? Не словами тут надо действовать. А головой и руками. Ведь тут, под носом, течет через поля этот сливной канал. Почти вдоль полей. Только воду надо оттуда взять. Здесь — канал, немного подальше — Кереш, километрах в тридцати — Черный Кереш, оттуда недалеко — Белый Кереш. Четыре реки рядом. А там, дальше — Калло, Корхань… и все в одном комитате! И все полны воды! Часто настолько полны, что ревут, пенятся, — а вдоль берегов выгорает все. Скотина клочка травы не находит… Колодцы пересыхают; земля страдает, страдают люди… И собираются в церкви, вместо того чтобы пойти на берег с ведрами, ушатами, кастрюлями и черпать воду. Черпать, носить, поливать… А они сложили руки и сидят, молятся, на священника глядят. Экая тупость!

А ведь сказано: на бога надейся, а сам не плошай! Заботься сам о себе, тогда и бог о тебе позаботится. В это они, видно, не верят… Бог знает, во что они верят!.. Словом, другого выхода нет. Надо поливать. И он будет поливать!

Из церкви он вышел, словно был там в одиночестве и словно, побывав там, решил все, что его тревожило, решил отныне и навсегда. Проглотил кое-как обед — и в поле.

Словно вся неустроенность жизни человеческой, все несчастья, беды людские гудели в нем, когда проходил он по истомленным зноем полям. И чем глубже погружался он в свои мысли, тем нетерпеливее перекидывал из руки, в руку пустое ведро… Вся деревня, вся округа, весь комитат, все Затиссье сидело в это воскресенье в церкви, и должно быть, все попы, кто лучше, кто хуже, молили о дожде… А в небе, сколько ни смотри, не то что туч — даже облачка нет с ладонь величиной. Солнце пылает, жжет, край неба — желт; кузнечики, и те как пьяные… А ведь если б все вышли с ведрами к реке, к ручью — что было бы? На месте каждого ведра вылитой воды сразу зазеленела бы земля. Ведра воды хватит на четверть квадратного метра. Даже на половину. Ну-ка, посчитаем. Если это поле… (Упрямый мужик. Вбил себе в голову, что должен прожить с трех хольдов солончака, и не хочет отступаться.)

Пшеница у Красного Гоза уже в крестцах лежит, а жнивье твердое как камень. Здесь-то не растрескается, можно быть спокойным. Солончаки не трескаются. Ну, с этим можно не спешить. А вот кукуруза да картошка… Кукуруза уже початки гонит; здесь еще урон невелик. Не зря он землю обрабатывал и рыхлил раз пять, так что кукуруза пока держится. Однако если в течение еще двух дней не получит она воды — конец. Не будет урожая. Останется только будылья срезать… Поднимается Гоз на дамбу.

Пять шагов — на дамбу взойти, оттуда к воде — один шаг. Намного выше поля течет вода. Наклоняется Красный Гоз. И кажется ему, что этим движением спасает он землю, избавляет и себя, и свою семью от страданий.

Вода — теплая на ощупь; пенится земля, когда выливает он ведро воды меж двух крайних рядов кукурузы, и рассыпаются вокруг белые искры. И тут же пропадает влага, всасывается. Лишь темное пятно остается на этом месте. В нос бьет запах влажной земли; кажется Красному Гозу, что с этой водой принес он миру новые откровения. И когда поднимает ведра, одно за другим, будто снова и снова толкует смысл этих откровений.

Мысли теперь роятся в голове. Во-первых, думает он о том, сколько воды сразу же испаряется в воздух и сколько уходит в землю. Воздух, должно быть, забирает все ж меньше. Хорошо бы, однако, знать точно: сколько в землю, сколько в воздух… Ого, сколько ему всего надо знать.

Однако с одним ведром работать неспоро. Чем дальше надо носить, тем реже ходит ведро между каналом и землей. Неблагодарная работа. Сил требует много. И веры. Но все же главное — сил. И снова встает перед ним картина: большое колесо, вычерпывающее воду из канала. Не говоря уж о насосе с мотором, который включил — и знай только, рой лопатой канавки… Только так надо делать, иначе погубит деревню засуха и голод.

Время движется к вечеру, и наступает момент, когда чувствует Красный Гоз: силы у него кончились. Многовато для первого раза… да еще без передышки. Садится на дамбу, то на воду смотрит, то на поле. Закуривает. Следы полива на земле видны, а на самой кукурузе — пока не очень. Это позже скажется, ночью, когда поднимется влага в стебель, в листья, в початки… А солнце жжет все беспощаднее. Там, где тень падает от кукурузы, земля еще темная, а на солнце уже и следов не осталось от вылитой воды. Особенно там, где начинал он поливать!

Нет, так не годится. По-другому надо. Вечером надо запускать насос или колесо: ночью не высушит воду солнце. Вся в землю уйдет… А то еще… хо-хо! Воду можно просто пустить в канавку…

Несколько минут отдыха, еще одна цигарка — и опять ощущается сила в руках. Словно неделю отдыхал, лежал кверху пузом. Когда там еще колесо будет или насос. Пока остается надеяться вот на это ведро… Поехали дальше.