Пьяная Паучиха (СИ)

  И расписалась там, где стояли галочки.

  - Завтра в обед можете подойти, Мару брать не обязательно, - сказал Кирым, захлопывая папки, - это Ведомственное дело, так что все будет готово.

  - Спасибо.

  В коридоре Саю... Шесаю? Надо бы спросить, как ее теперь лучше называть... Она остановилась.

  - Так ты зайдешь на бифштекс?

  Ему было почти совестно оставлять ее одну с Ланерье в раздрае, особенно когда она почти неприкрыто просила о помощи и даже предлагала еду, особенно такую вкусную еду, но он так устал и так хотел спать... А Ланерье в таком состоянии был опасен разве что для себя - с этим-то Саю справится.

  - Сойдемся на том, что я провожу тебя до дома. Ланерье, который думает, что его кинула богиня... Я как-то раз у него в кости выиграл, было что-то похожее, и для меня это слишком. Его лучше лишний раз сейчас не беспокоить...

  В кости он выиграл исключительно потому, что соврал о том, что ему выпало. Мара этим не гордился, но после сорокового проигрыша любой может совершить ужасную ошибку. И он почти сразу извинился - когда понял, насколько для Ланерье это важно. Ну... Через неделю. Когда дошло до танцев.

  - Ладно, - как-то очень легко согласилась Саю, - это тебе. Спасибо. Провожать не стоит, мне еще в музыкалку забежать надо.

  Она сунула ему в руки вязаные перчатки, чмокнула в щеку и испарилась, как ледяная дева весной на рассвете.

  Мара не был уверен, но, похоже, она каким-то непостижимым образом отпугнула Илу - потому что он понял, что не заметил ее на обратном пути, уже когда открывал дома первую банку пива. А Ила бы так просто не упустила шанса попасть куда-то в обеденный перерыв - или просто испортить ему настроение.

  В общем, вечер обещал быть просто великолепным.

  Пока Саю не позвонила.

  "Мара, Ланерье танцует босым на морозе, что с ним делать"?

  Мара бы дал человеку спокойно поболтать со своей богиней, для чего и требуются обычно танцы на свежем воздухе. Если бы он верил, что богиня ему ответит, он бы так Саю и сказал.

  Но он верил только в то, что Ланерье вполне способен подхватить воспаление легких и распугать всех соседей дикими танцами во дворе многоквартирного дома.

  Никакого пива, Мара. Никакого пива.

  Но, быть может, все-таки бифштекс?

  29.

  Танцующий Ланерье был прекрасен. Таких юношей рисовали на старинных яленских картинах, тех, на рисовой бумаге. Утонченных, возвышенных, тянущихся вверх - и одновременно грозных. От них веяло спокойной силой и природным безумием. Картины выставляли в Орехене всего на три дня, они вызвали настоящий фурор и было бы неприлично не сходить; мудрая Лелле, которую пора бы уже отвыкать звать матерью, тогда очень беспокоилась, что Саю пойдет к эротической части экспозиции, но ту совершенно зачаровала серия картин под названием "танцующие журавли".

  И хоть на тех картинах юноши были как один огненноволосы и узкоглазы, а фоном для них были языки пламени, иногда почему-то синие, Ланерье все равно бы мог встать с ними рядом.

  Хотя он был такой... акварельный. Прозрачный.

  Не человек из плоти и крови.

  Дух.

  Белая безрукавка оставляла голыми краснеющие от холода руки, широкие белые штаны у щиколоток были перехвачены черными лентами. Покрасневшие босые ноги оставляли на утоптанном снегу алые следы...

  - Ты с ума сошел!

  Ланерье не услышал. Он поднял лицо к небу, и разноцветные ленты роем взметнулись вокруг него, обвивая руки, как влюбленные змеи.

  - Лаллей! - рявкнул он, - За что мне все это? Что я сделал не так?

  И замер, изящный, как иероглиф на белом листе.

  Саю вежливо подождала ответа вместе с Ланерье, потом достала телефон, пока этот вдохновленный жрец Лаллей совсем не замерз.

  - Мара, Ланерье танцует босым на морозе. Что мне делать?

  Правая стопа Ланерье описала на снегу полукруг, он всплеснул руками и вдруг сделал сальто вперед, громко приземлившись на пятки. Ленты попадали пестрым ворохом, косички начали расплетаться, на лице выступили капли пота.

  Каждый новый прыжок давался ему все труднее и труднее. Исчезло изящество и невесомость, он даже раз провалился под наст, оказавшись в сугробе по самые голые щиколотки.

  - Мара, пожалуйста, я его не уведу его отсюда сама, поторопись.

  Саю не знала, что ей делать.

  А вот Мара всегда знал, что делать и куда идти. Она и сама не заметила, как начала во всем полагаться на этого неприметного парня, который всегда вовремя открывал двери, придерживал за локоть и знал, что сказать, чтобы Ланерье успокоился.

  Она ведь потому и звала его сегодня, что чувствовала: Ланерье что-то такое обязательно выкинет. Правда, она надеялась, что выкидывать он будет дома и в тепле, а не вечером посреди двора и чуть справа от качелей, как раз в то самое время, когда мамочки ведут детишек из садиков, и останавливаются, чтобы посмотреть на дядю. Даже редкие лысые деревья будто тянули ветки поближе, привлеченные волшебным ветром, и этим нагло пользовались любопытные вороны, слетевшиеся сюда со всей округи.

  Еще бы его не замечали дети.

  Какой-то малыш, одетый не в пример теплее, даже начал Ланерье копировать, вскидывая руки и неуклюже подпрыгивая на утоптанном снеге. Мать его одернула.