Пианино из Иерусалима

Произнося отрывистые признания, Ракель продолжала сжимать руку Александры. Художница оглянулась на дорогу, услышав громкие голоса – Павел и водитель погрузчика начали маневрировать, грузовик пытался задом въехать на участок, чтобы оказаться ближе к контейнеру. Дверь контейнера была открыта настежь. На пороге соседнего дома стояла молодая женщина с годовалым младенцем на руках. Она с беззастенчивым любопытством наблюдала за неуклюжими рывками грузовика с краном. Возможно, ее волновала судьба своей живой изгороди, которая находилась в непосредственной близости от контейнера с пианино. Грузовик продолжал пятиться, шофер управлял им, наполовину высунувшись из кабины, Павел бегал вокруг машины, размахивал руками и что-то кричал. На улице показались первые зеваки: пожилой мужчина в спортивном костюме, с пакетом мусора в руке, беременная женщина с коляской, несколько собак, заинтригованных настолько, что они даже не лаяли.

– Видите, как здесь тихо? – Ракель кивнула в сторону немногочисленных зрителей. – Незнакомый человек появился – уже событие. Экскурсии я не считаю, к нам часто ездят, но это другое… Меня вчера весь вечер соседи спрашивали, кто это ко мне приезжал в гости. А теперь представьте: пятьдесят семь лет назад – смерть дяди, исчезновение Анны. Что тут творилось! Что о нас говорили… Хорошо, я сразу уехала жить в пнимию. А потом в армию ушла.

– А что говорили? Можно узнать? – Александра сама не понимала, как решилась задать подобный вопрос. С одной стороны – она касалась болезненной темы, очень личной. С другой – она чувствовала, что Ракель хочет ей все рассказать.

– Говорили, что это Анна убила дядю, – с горечью ответила та. – Придумали целую историю… Что, когда я уехала в поход и она спала в нашей комнате одна, дядя к ней пришел. Она схватила топор и убила его. Выкопала деньги и сбежала. – Ракель покачала головой, словно поражаясь чужой глупости. – Дядя никогда бы к ней не стал приставать. Мы для него вообще не существовали. Две тощие заморенные девчонки… У него была любовница в соседнем кибуце. Еще при жизни тети… Мы все знали от самой тети. Она нам рассказала. Тетя болела, оттого у них и детей не было. Она ревновала и злилась, до самой смерти. Нет, дядя не мог приставать к Анне. А она не смогла бы его зарубить. Она и курицу не могла убить. И топор лежал в сарае, а не в доме.

Александра выслушала это объяснение молча. Она полагала, что наличие любовницы в соседнем кибуце не могло помешать мужчине, привыкшему быть деспотом в своем доме, пристать к племяннице. Тем более, младшая девочка дома не ночевала… Но удар топором, украденные деньги и, наконец, труп самой девушки на краю кукурузного поля – все указывало на то, что в этой кровавой истории было замешано третье лицо.

– Еще говорили, что у Анны кто-то был, – продолжала Ракель, словно угадав мысли слушательницы. – Что у нее был парень, но она это скрывала. И что они вместе убили дядю, ограбили его и сбежали. Но и это чепуха. Я бы знала, если бы она влюбилась в кого-то. Она не была влюблена. Любила только музыку, мечтала учиться, хотела выступать. После победы на конкурсе в Хайфе она была сама не своя. Как будто жила во сне. Часто мечтала вслух, как прославится на весь Израиль, а потом на весь мир. Как мы с ней уедем в Америку… Она собиралась выступать с концертами, а не встречаться с парнями. Даже на танцы никогда не ходила. У нее даже помады не было!

– Но той ночью в доме был кто-то третий! – вырвалось у Александры. – Ведь Анна погибла!

– Да, кто-то был, – Ракель произнесла эти слова медленно, словно каждое из них было очень тяжелым. – Но соседи не видели возле нашего дома чужих людей. Не видели вообще никого.

– Это тот самый дом? – Александра указала на веранду, где они вчера пировали, впрочем, заранее догадываясь об ответе. Она не ошиблась: Ракель отрицательно замотала головой. Как показалось художнице, даже со страхом:

– Нет-нет, в доме дяди давно живут другие люди! Тот дом на другом краю мошава и куда больше этого. А этот дом, где я живу… Его мне выделили, когда я вернулась в мошав из армии. Называлось – «жилье для одиночки». В доме только одна комната, она же кухня, она же и спальня. Есть еще душ и туалет, это пришлось сделать самой, раньше все было во дворе. Мне полагалось тут жить только до тридцати лет. Зато за очень маленькую плату. Получилось так, что я прожила в этом доме всю жизнь…

Ракель иронично улыбнулась:

– И я осталась одиночкой. Никогда не выходила замуж. Мне в правлении предлагали выкупить участок, на котором стоит дом. Теперь это разрешается. Но я не захотела. Детей у меня нет. Когда меня не станет, все отойдет обратно мошаву.

Женщина говорила без всякой горечи, напротив – в ее голосе звучала насмешка. Александра чувствовала к ней уважение – смеяться над своей судьбой, совсем нелегкой, может только очень сильный человек.