Пианино из Иерусалима

– Но, Маша, как же… – Александра резко остановилась посреди бульвара, чуть не столкнувшись с мужчиной, выгуливавшим таксу. Собака залаяла. Александра смотрела на нее невидящим взглядом. – Он ведь не может двигаться, это бесчеловечно! Он там, в доме, совершенно без всякой помощи!

– Как вы мне сказали последний раз, когда мы разговаривали, – этим должна заниматься его жена, – едко напомнила девушка. – Мне одной было до него дело, я пыталась помочь, а всем было наплевать. Ничего не могу сделать. Я уволена. Мне уже нашли другого подопечного. После занятий еду знакомиться.

– А что будет с Генрихом?

– Я задала этот же вопрос Илане. Она ответила, что о нем будет кому позаботиться. В Москву вроде приехали их родственники. Извините, у нас перерыв кончается, мне пора на лекцию.

И, не прощаясь, отключилась. Александра подняла взгляд на Стаса:

– Ты дверь сможешь отжать?

– Рехнулась? – осведомился скульптор. – Я так понял, в доме заперт человек, который не может двигаться. Так позвони в полицию или в службу спасения, они его быстренько достанут. Кто он такой, ты хоть знаешь?

– Один британский подданный.

Стас тихонько присвистнул и заметил:

– Беру свои слова обратно, в пакете не контрабанда. Там явно что-то похлеще. Не хочешь посмотреть?

Поколебавшись минуту, Александра подошла к скамейке, поставила на сиденье сумку и достала пакет. Ножницы всегда были при ней, как фонарик и лупа с сильной линзой. Расправившись с покоробившейся кожаной оберткой, Александра извлекла на свет журнал.

Напечатанный на дешевой газетной бумаге, пожелтевший, пахнущий плесенью, тонкий журнал казался влажноватым на ощупь. На обложке была помещена черно-белая фотография – парень и девушка стоят посреди вспаханного поля, взявшись за руки, спиной к зрителю. Название журнала было напечатано красной краской – два слова на иврите.

Александра осторожно перелистывала слежавшиеся страницы. Некоторые из них слиплись за долгие годы настолько, что их было почти невозможно разъединить. Стас, первоначально проявлявший к содержимому пакета большой интерес, заскучал:

– Да это просто какая-то старая макулатура! Или журнал ценный? Редкий?

– Не думаю. – Александра продолжала просматривать страницу за страницей.

Смысла заголовков она не понимала, но надеялась на фотографии. Снимки в журнале были невысокого качества, сильно отретушированные. Все лица на них казались плоскими, как на плакате. И все же, когда она раскрыла разворот, где обнаружилась фотография юной девушки за роялем, ее сердце сильно забилось. Александра сразу получила ответ на свой вопрос, но продолжала смотреть на девушку, победительницу конкурса юных музыкантов.

Та сидела боком к фотографу, за роялем, положив руки на клавиатуру, в несколько скованной позе. Лицо девушки было повернуто на камеру. Анна Хофман улыбалась, явно по требованию фотографа. Улыбка получилась напряженной, даже тревожной. Это был подросток, едва начинающий осознавать свою женственность. Светлые вьющиеся волосы, простое белое платье, нитка дешевых бус на тонкой шее. Высокий выпуклый лоб, прямой внимательный взгляд, широкие скулы, упрямый подбородок…

Это была не Илана. Александра, долгие годы изучавшая особенности строения человеческого лица, была убеждена, что ни время, ни пластические операции не могут изменить внешность настолько, чтобы полностью превратить одного человека в другого.

– Ты это искала? – Стас, топтавшийся рядом, тоже заглядывал в журнал. – Что это за барышня?

– Ее звали Анна Хофман. – Александра услышала свой голос словно издалека – так смягчил его сырой воздух, в котором сонно парили снежные хлопья, ленившиеся опуститься на землю. – Ей здесь пятнадцать лет. В том же году она пропала. Больше о ней достоверно ничего неизвестно. А ну-ка, подержи журнал! Я сфотографирую. Один человек должен срочно это увидеть.

Отослав снимок Ракель, Александра простилась со своим спутником. Она вспомнила о выставке, на которой обещала обязательно быть, а Стас, обведя Гоголевский бульвар задумчивым взглядом, заявил, что должен срочно навестить одного приятеля. Судя по шальным огонькам, загоревшимся в его глазах, Александра предположила, что Юлия Петровна увидит скульптора не скоро.

* * *

Александра не обманулась в своих ожиданиях – выставка оказалась чрезвычайно слабой. Художница никогда и не пошла бы на нее, если бы женой виновника торжества не была ее старая знакомая. Та очень просила ее прийти и, как только завидела Александру, немедленно ею завладела.

– Какие люди все-таки неблагодарные, – жаловалась Светлана, крепко держа гостью под руку. Она словно опасалась, что иначе та сбежит. – Аристарх столько делает для других, совершенно даром, а им лень встать с дивана и приехать… Народу совсем нет.