Пианист Наум Штаркман

Говоря о требованиях к педагогам, проводящим мастер-класс, Штаркман замечает, что зачастую мастер класс понимается просто как обычное занятие с учеником, на котором присутствуют слушатели. Некоторые профессора стараются показать, что это именно обычный урок. Педагог просто занимается с данным учеником, говорит ему какие-то пусть даже правильные вещи, но делает это без учета аудитории. Наум Львович считает это неправильным. "Это может быть полезно ученику, но совершенно неинтересно залу, который слушает занятие. Мастер-класс тем и отличается, что на нем присутствует много народу, который приходит послушать, посмотреть и тоже поучиться. Поэтому педагог должен не просто заниматься, но и обобщать. Причем это не только интересно публике; обобщение полезно и необходимо и для самого ученика. На мастер-классах ведь имеешь дело не с теми учениками, с которыми общаешься постоянно, а с теми, кто получит один, максимум несколько уроков. Соответственно, необходимо обобщить, сказать все самое важное. Я на мастер-классах всегда стараюсь обобщать, рассказывать и ученику, и одновременно залу что-то касающееся этого сочинения, композитора, эпохи, разных вариантов исполнения этого сочинения. Во всяком случае, рассказываю то, что интересно не только ученику, но прежде всего аудитории. Тогда мастер-класс проходит хорошо.Важно уметь вовремя рассказать и что-то смешное, определить реакцию и "разрядить" аудиторию. И в то же время и слушатели, и ученик получают самые важные сведения о данном произведении, о том, как над ним работать".

Наум Штаркман регулярно бывает с мастер-классами в Швейцарии, Японии, Италии, часто ездит в Швецию, Польшу и Югославию. Многие из его поез– док связаны с участием в работе жюри международных конкурсов пианистов; в этих случаях его программа получается чрезвычайно насыщенной. Как член жюри, он слушает и оценивает выступления молодых пианистов на конкурсе, в свободное время дает мастер-классы, а чаще всего – еще и собственные концерты. Конечно, при столь обширной географии поездок ему приходится встречаться с учениками самого разного уровня подготовки и степени одаренности. Он говорит о своих иностранных студентах:

– Уровень очень разный. Где как. Есть очень способные пианисты, а есть слабые. Конечно, занимаясь со слабыми, трудно что-то говорить в общем, тогда работаю над чем-нибудь одним. Главный совет, который я даю всем – научиться грамотно читать ноты. Оказывается, многие музыканты, в том числе уже и оканчивающие консерваторию, не умеют прочитать все, что написано в нотах. А в нотах скрыто очень много информации помимо текста, темпа, тональности и нюансов. Когда исполнитель сумеет разгадать все, что задумал композитор, тогда ему уже не нужен педагог. Это, собственно, и есть то, к чему меня приучал мой учитель – Константин Николаевич Игумнов. Он приучал меня к самостоятельности, показывал мне основные пути работы и говорил: "Потом ты сам это сделаешь". И действительно, мне сейчас легче все делать самому, потому что всему главному, основному меня научил Игумнов. – Для меня в работе над произведением самое главное – ощутить его форму, – продолжает Наум Львович, – и к этому я стараюсь приучить и своих студентов. Это не я придумал, это не моя находка. Очень большое значение придавал изучению формы произведения Николай Рубинштейн еще более 100 лет назад. Он прежде всего спрашивал у студентов разбор формы сочинения, а потом уже слушал их игру.

Конечно, педагогика отнимает у активно концертирующего музыканта очень много времени и сил. "Если я первых студентов очень люблю, – с юмором говорит Штаркман, – то последних в этот же день уже не вижу и не слышу, потому что очень устаю." Тем не менее по самой интонации, с которой он это произносит, ясно, что он любит не только "первых" студентов; для него педагогика – необходимая форма профессионального и человеческого самовыражения.

Как же все-таки Штаркману удается сочетать активную исполнительскую деятельность, охватывающую многие города и страны, записи, мастер-классы, участие в работе жюри фортепианных конкурсов, и систематическую педагогическую работу в Московской консерватории? Когда пианист находит время для собственных занятий, причем не только повторения старого, игранного репертуара, но и выучивания множества новых произведений? Для того чтобы ответить на эти вопросы, Наум Львович приоткрывает собственные исполнительские "секреты":