– В последние годы у меня появилось много студентов, работа с которыми, конечно, требует много времени и сил. После занятий с учениками у меня мало сил остается на самостоятельные занятия. Раньше я занимался гораздо больше. Я себе "сделал" технику и репертуар в свои молодые годы. Тогда я очень много занимался, и все, что я тогда играл, мне не надо долго повторять. Я все это хорошо помню. И случается так, что я без повторения играю пьесу, которую не играл много лет. А в последнее время я стал замечать интересные вещи. К примеру, мне надо сыграть "Карнавал" Шумана в Большом зале Ленинградской филармонии. Это очень ответственное выступление. "Карнавал" – крупное, сложное произведение, которое я много играл в молодости и в зрелые годы, но в течение ряда лет я его не повторял. Разумеется, для того чтобы подготовиться к концерту, необходимо как следует повторить "Карнавал", позаниматься, хорошо поработать над этим произведением. И вот со мной что-то происходит. Я не могу этого объяснить научно, но расскажу все, как есть. Я понимаю, что мне через месяц предстоит играть вот такую программу, и что надо заниматься этим произведением. Я сажусь за рояль, а руки не хотят играть "Карнавал". Я снимаю руки с клавиатуры и начинаю играть что-то другое. Остается две недели до концерта. Я думаю: ну теперь-то уже точно пора, наконец, подготовиться к концерту – а руки все равно не хотят, не играют. И вот наступает такой момент, когда остается уже совсем мало времени, и тогда руки, наконец, "разрешают" мне повторять это произведение. Я медленно проигрываю сложные эпизоды, какие-то фрагменты. Я никогда не играю дома "в полный голос", то есть с полной эмоциональной отдачей, тем более в дни концерта. Я могу играть что-то другое, но не то, что будет на концерте.
И вот что я замечаю: чем меньше я повторяю ранее игранное произведение перед концертом, тем "свежее", с большей отдачей буду играть. Если я заставлю себя усилием воли повторить что-то заранее, то на концерте не будет такого впечатления эмоциональной свежести. То есть руки как бы лучше меня "знают", сколько мне нужно готовиться к концерту. Может быть, это неправильно, ненаучно, но я рассказываю то, что есть. Вот я вчера играл на сольном концерте шопеновскую программу, много раз игранную мной. Но я ее почти не повторял, потому что еще позавчера руки не хотели ее играть. А вот в голове этот репертуар присутствует все время, весь предконцертный период; он "крутится", мысленно проигрывается. И после концерта – снова, еще раз. Голова все время занята музыкой, которую буду играть. А руки играют ровно столько, сколько им нужно. Другую музыку они могут в это время "позволить" мне играть, а ту, что будет на концерте – нет, – завершает свой удивительный рассказ Наум Львович.
Интересно, что ученики В.В. Софроницкого, наблюдавшие его в процессе занятий, делятся воспоминаниями о похожей картине. Владимир Владимирович за определенный срок до концерта просил дать ему ноты того или иного произведения, но за роялем к этой музыке не прикасался. Его жена, В.Н. Софроницкая, беспокоилась, что он не учит эту программу и отменит концерт. Но за несколько дней до концерта Софроницкий, до того игравший только другие произведения, начинал повторять за инструментом то, которое он должен будет играть на концерте. И становилось ясно, что в предыдущие дни у него шла интенсивнейшая работа над этой программой, но она вся производилась мысленно, без инструмента. Это говорит о том, что свойство процесса занятий, которое Н.Л. Штаркман с присущей ему скромностью назвал "неправильным, ненаучным", является просто очень редким и принадлежит только выдающимся артистам, достигшим вершин мастерства одновременно с вершинами духовности в музыке. Подавляющее большинство исполнителей основные затраты времени в занятиях отдают тому, что называют "лабораторной работой" – поддержанию технической формы, работе над отдельными элементами воплощения и т.д., то есть работе за инструментом. Работа интеллектуальная, эмоциональная, то есть совершающаяся посредством музыкально-слуховых представлений, у многих если не вторична, то занимает меньше времени.И только у по-настоящему больших музыкантов духовная работа идет параллельно или даже впереди лабораторной; руки не занимаются просто обычной пианистической гимнастикой в сочинении, которое предстоит вынести на сцену; работа за инструментом ограничена по времени, мысленная – неограниченна и предшествует реальному воплощению. Конечно, позволить себе такое ограничение соприкосновения с инструментом в репертуаре, который предстоит через считанные дни играть на концерте, могут только музыканты, достигшие, помимо всего прочего, высшего мастерства.