Пианист. Осенняя песнь (СИ)

— Спасибо. Мама плохо видит, но в остальном у нас тут нормально. И комната есть свободная, Славик сможет отдельно спать.

— Не знаю, Кирилл, я должна подумать. Неожиданно все это.

— Это необходимо, поверьте! Если сейчас не начать — время упустим и…

— И что? Не получится вундеркинда? — Тоня домыла чашку, поставила на стол, присела на табурет. — Я тоже про это разное думаю. С одной стороны — способности, а с другой — вдруг не повезет, не станет Славик выдающимся.

— Станет! Если вовремя начать его учить как следует, — не дал ей развить сомнения Кирилл. — Идемте в комнату, что тут на кухне? И мама забеспокоится.

— Хорошо, потом поговорим. Вон чайник уже закипел. В комнату его тоже нести?

— Да, я сам возьму.

— Тогда я бутерброды, — подхватила тарелку Тоня.

Чай пили по-семейному, и на самом-то деле Тоне у Кирилла и Ксении Николаевны нравилось. Не чувствовала она в этом доме ничего дурного. По уму сразу надо было соглашаться, подселить им Славика, пока люди не передумали, ведь помощь предлагают. Но не поворачивался язык сразу ответить “да”. Что держало — непонятно.

Тоня слушала рассказы мамы Кирилла про то, как он был маленьким и учился музыке, как совершенно случайно его способности обнаружила незнакомая женщина в автобусе.

— Мы ехали из центра, как сейчас помню, дождик шел сильный. И Кирюша давай напевать считалку детскую про дождик. Я запрещать не стала, никто из пассажиров не возмутился, значит, не помешало им. А ребенку если хочется, так пусть поет. И вдруг женщина, сзади нас которая сидела, и говорит: “У вашего мальчика хороший слух. Надо музыке учить”. Я спрашиваю: “Как же учить? У нас в семье никого нет музыкантов”. А она: ”Ведите в музыкальную школу к Зиновию Павловичу. Скажите, что от Суриковой Надежды Константиновны”. Я же не знала тогда, а она, оказывается, кем-то в отделе культуры была. Важным работником, вроде заместителем начальника.

Ксения Николаевна рассказывала увлеченно, было ясно, что дома ей поговорить не с кем: гости не часто, а Кирилл на работе. Но что заметила Антонина — Кирилл мать не затыкал, многословия её не стыдился, слушал спокойно и внимательно, хотя наверняка в стопятисотый раз все это повторялось. Есть такие “семейные истории”, которые всегда рассказывают вновь прибывшим гостям и друзьям семьи. Обычно истории эти с годами обрастают удивительными подробностями. И все этому верят, даже те, с кем истории происходили на самом деле.

— Я и повела, — продолжала Ксения Николаевна, — а там уж мне все рассказали, что необходимо сделать. Сначала на скрипке хотели, пришли к педагогу, а там в классе пианино стояло. Кирюша как увидал — и сразу, без разрешения даже, к нему. И давай клавиши нажимать, так у него выходило хорошо, как будто он уже умеет играть. Я удивилась. А Зиновий Павлович, он тогда молодой был, да, так он сказал, что у Кирюши слух абсолютный и играть можно учиться на любом инструменте. И спрашивает Кирилла: “Ты на каком бы хотел? Давай я тебе покажу, какие бывают”, а мой-то: ”Нет, не надо, я уже выбрал”, и на пианино показал. Так и пришлось нам с отцом инструмент покупать. Рояль не сразу, конечно, появился, сначала пианино было. А рояль потом, когда ясно стало, что Кирюша у нас пианист. Так и пошло. А про Славика вашего Кирилл рассказывал…

Тоне было неловко, что Ксения Николаевна с ней на “Вы”, но просить перейти на “ты” она не решалась, боялась обидеть. Да и не знала, как у них в семье принято. Бывает, что и дети с родителями на “Вы”.

— Да, про Славу, — обрадовался Кирилл, что можно вставить слово, — я уже все рассказал Антонине, что можно мальчику у нас пожить.

— У нас? — переспросила мать Кирилла, и Тоня поняла, что он еще не обсуждал это.

Ну вот, сейчас откажет, и говорить будет не о чем. А и лучше так, не надо Славику в чужих людях за ради бога приживаться. Заплатить как следует Тоне было нечем, в интернате мальчик жил почти бесплатно, по какой-то социальной программе его пристроили и из бюджета за него доплачивали. Конечно, там не сахар медовый. И со слезами Славик приходил, и с синяками. Но терпели все это, как иначе? Работать Тоне надо было, чтобы и за съемную квартиру платить, и ребенка обувать-одевать. И на выходные забирать Славика, кормить его хорошо, гулять с ним, ездить. Пусть не часто, но Тоня старалась. Вот и в Петербург также поехали в основном из-за Славика, ему для развития.

Кольнула Тоню обида. Не зависть — нет, а скорее злость на саму себя, что не может она сыночку обеспечить хорошей жизни. Как ни бьется, а, например, вот такой квартиры просторной нет у них, Славик про свою комнату и не мечтает даже. Живут они в вечном опасении, что квартирный хозяин передумает да и скажет съезжать. Нет дома. И когда появится? Никогда! Так и будут мыкаться. И кем Славик станет при такой жизни? Если бы попасть только в ту ЦМШ. Тоня бы все сделала, чтобы Славик там хорошо учился.

Она сидела, разговаривала с Ксенией Николаевной, потом смотрела альбом с фотками. Потом помогала на кухне Кириллу помыть и перетереть посуду. А параллельно все думала, думала… про свою жизнь.