Пианист. Осенняя песнь (СИ)

Тоня подавила зевоту и сморгнула сон, навеянный следующим скрипачом-пильщиком. Это все не то. В заключение концерта выступали выпускники разных лет. Вот и Кирилл. Вот он да — и вышел иначе, и сел. Он почти как Вадим, мог бы и в том большом зале в Петербурге играть. И не боится же! Тоня бы в жизни не смогла вот так, одна на сцене. Уписалась бы со страху. А он ничего, играет, пальцы шустро бегают. Красиво… Тоня заслушалась, сон как рукой сняло. Когда Кирилл закончил, она с воодушевлением захлопала, довольная, что знает его, вроде как и причастна. И еще крепче утвердилась в намерении впихнуть Славика в интернат этот московский. По-любому же сейчас сын на шестидневке, только пользы в этом мало, по необходимости он там, потому что не с кем дома оставить. А так бы учился музыке. Готовиться надо… Где же чертово пианино это взять?!

После концерта она дождалась Кирилла, сидела в коридоре, где кассы. Уже и народ весь ушел из концертного зала, даже свет погасили, только тогда Кирилл показался, сначала мимо прошел, когда Тоня навстречу ему встала — узнал, обрадовался и смутился.

— Спасибо, что пришли, я думал, наверно, не сможете.

— Почему? У меня работа заканчивается в шесть, я успевала. А Мила выходная, она со Славиком сидит. Он мне свой концерт закатил, что его не взяла с собой. Может, надо было?

Кирилл и Тоня стояли посреди пустого коридора, охранник у выхода смотрел на них укоризненно, но ждал молча.

— Надо идти, а то сейчас нас тут закроют, — сказал Кирилл.

— Так пошли, что стоим? Мне понравился концерт. Спасибо.

— Тут лучшие играли. — Кирилл пропустил Тоню вперед и вышел из здания следом. Они оказались на пустой площади перед застекленным фасадом концертного зала имени Танеева. Слева в чахлом сквере торчал его бюст на постаменте. Никакого величия, жалкое и убогое зрелище. Снег все не шел, было уныло, холодно и серо. Положения не спасали ни почти собранная искусственная ель, ни иллюминация.

— Скорей бы уже снежок. — Она без энтузиазма глянула на бюст, обернулась на здание и еще раз пробежала глазами афишу. Там были указаны номера Владимирских музыкальных школ, которые принимали участие в фестивале. Все не то… Повидав Петербург, Тоня хорошо понимала это. Наверно, и Кириллу не место тут, мог бы и получше где выступать, а он все учит, учит.

— Давайте я вас провожу? Можно? — спросил Кирилл.

— Да я и сама дорогу знаю. Вы идите домой. Спасибо, что пригласили. — Тоня передумала говорить Кириллу про Лиманского. Сначала собиралась, а сейчас решила — не надо. Пускай они с Зиновием испробуют свои способы, а не получится — тогда она включит свои.

Но Кирилл сам заговорил про Славика, тут уже Тоня не могла уйти. И она была поражена тем, что предложил этот странный молодой человек.

— Понимаете, — убеждал он, — если вы хотите серьезно Славу учить — это одно, а если так, как сейчас говорят — “для себя”, то зачем оно? Для общего развития? Так это чушь. Отнимать у детей время для общего развития того, что они через год наглухо забудут. — Сначала он смущался, потом воодушевился и уже с горячим убеждением продолжал: — Славику заниматься надо дома, каждый день. Часа по два-три. Тогда будет толк.

— Три часа? — воскликнула Тоня. — Да он столько не высидит.

— Он-то высидит, я уверен. Но надо с ним рядом сидеть.

— Зачем? Чтобы не сбежал?

— Нет, — засмеялся он, — чтобы помогать, показывать. А без этого никакого смысла нет отнимать у него время детства. Если вы точно решили, что он будет заниматься, то поймите важную вещь: заставлять все равно придется, даже если он сам хочет.

Они шли в сторону от концертного зала, но не в ту, куда надо было Тоне. За разговором она не сразу и заметила.

— Ой, мне же домой надо. Там Мила со Славиком. Спасибо вам еще раз! Будете выступать еще — позовите, я приду.

— Подождите, Антонина Васильевна, — Кирилл даже отчество её знал, откуда бы… Наверно, Славик сказал. — Мы не договорились о главном.

— О чем?

— Будет Славик заниматься, что вы решили? В ЦМШ готовиться надо.

— Будет, — решительно кивнула Тоня. — Вот я поставлю пианино…

— Поставить недостаточно. Я же сказал — надо следить за его занятиями.

— Ну как я смогу, Кирилл? Я работаю, а даже если бы и ушла с работы, что невозможно, но вдруг бы смогла, то от меня какой толк? Я в музыке этой ничего не понимаю. Славик мне показывает крючки какие-то, говорит: “Вот ноты”…

— Он сам себе придумал, как их выучить! Говорит мне: “Нотки на дереве сидят — пять веток, и у каждой ноты домик свой, как скворечник. Есть на самой ветке, а есть между”. Это же надо воображение какое, он их всех оживил и запомнил. Нота до на добавочной линейке — на скамеечке под деревом сидит, а ре туда-сюда ходит, смотрит! Он их и нарисовал, все в разноцветных колпачках. До — красная, ре — желтая, ми — синяя. Поразительно совпало с цветотональностью Скрябина.

— Ничего не понимаю, — расстроилась Тоня, — кто под деревом ходит?

— Нота ре, — не менее безнадежно отвечал Кирилл. — Антонина Васильевна, а может, Славик пока у меня поживет?

— То есть как это?