Пианист. Осенняя песнь (СИ)

— Да, у меня учился, между прочим! Какой мальчик талантливый! Его весь отдел приходил слушать на академконцерты. — Захар перехватил альбом, раскрыл наугад. — Вот, пожалуйста, — он указал на групповую фотографию, — это мои мальчишки на юбилее. Тут консерваторские, а это вон училищные, первый курс, вот Стасик Нестеров еще маленький, это Терентьев Володя, это кореец, имя не выговорить, мы его Петя звали, он сразу на второй курс пришел. Все мои… Вы полистайте, а я Виктора Львовича украду на десять минут, очень он мне нужен. Идем, Витя, надо убирать диски с сайта, скандал будет с японцами, они же такие дотошные.

Мила осталась в комнате одна. Наверно, сюда не принято было заходить гостям.

Она еще раз осмотрелась. Простая обстановка, можно сказать, что тут засилье экспонатов, подтверждающих гениальность Вадика. Столько лишних вещей пыль собирают. Наверно, родителям так надо. Мила закрыла альбом, отложила в сторону, села на диван, чем-то он напомнил ей тот, что стоит у Мараджанова. Вот бы остаться в филармонии, не уезжать. Познакомились бы с родителями Вадима потом.

Нельзя, он с мамой разговаривает. Конечно, не передаст о чем. Скорее всего, о плохом. А может, зря мысли эти? Говорят Вадим и Надежда Дмитриевна о своем, остальное — домыслы…

Мила и представить не могла, что же на самом деле творилось за дверью спальни. Вадим хоть и был участником разговора, но тоже много нового узнал. Странный вышел праздник.

Сначала мама только извинялась, и от этого Лиманский чувствовал себя… Здесь подошло бы слово, которым лаконично умел выразить состояние Семен. Иначе и не скажешь, но Вадим таких не употреблял, разве что про себя и то редко. Он слушал, не перебивал. Понимал: это надо в первую очередь маме — высказаться, выговориться.

— Ты понимаешь, Вадик, я не знала! Мне бы в голову не пришло сводить их — Инну и твою новую… и Людмилу. Это недостойно, неприлично. Но Инночка пришла с Ирой и Костей, я же не могла их прогнать.

— Надо было хотя бы меня предупредить, — не выдержал и все-таки упрекнул Вадим.

Надежда Дмитриевна тут же заплакала. И сбивчиво, сквозь слезы:

— Ну-ну, что ты, мама! Зачем ты? Ничего страшного, мы же цивилизованные люди, не алкаши из коммуналки. Разберемся.

— Праздник только испортила всем! Захар говорит концерт был чудесный, а тут это… А я не пошла, кур дурацких жарила…

Вадим гладил ее по голове и жалел. Собственная обида, раздражение отошли на второй план. Подумал, что ведь правда не поехал бы, если бы знал, что Инна тут, и не повидался бы с мамой. А она все ждет, ждет. Ездить к нему куда-то навстречу ей тяжело, так и не видят друг друга по полгода. Только телефон да скайп. Это не замена, по скайпу не обнимешь.

— Ничего, я после Канады прилечу еще, в Москве буду играть, может, приедешь.

— Вадик, — Надежда Дмитриевна сделала над собой усилие, перестала плакать, разом обеими руками вытерла щеки, поправила волосы, — я должна с тобой поговорить. Никто не решается, придется мне.

— О чем же? — Вадим отпустил ее. По тону понял, что разговор не о музыке пойдет.

— Не новогодняя тема, но что поделаешь. Инна сама не сочла возможным, а Ирочка боится. Поэтому придется мне, — повторила она.

— Да что случилось? — Лиманский напрягся в ожидании. Он понимал, что это о жене и дочке, но то, что услышал, в голове укладывалось с трудом.

Лиманский давно уже не питал иллюзий на предмет своего бывшего брака и отношений с Инной. Нет, он ни в чем не мог бы ее обвинить, да и не стал бы, скорее себя. Не получилось, не срослось. На самом деле никто не виноват. Теперь, руководствуясь опытом прожитых лет и знанием того, какая у него получается жизнь, Вадим поступил бы иначе, в двадцать лет он не знал ничего, кроме волнения чувств. Они могли бы стать любовью, если бы больше времени удавалось проводить с Инной. Или если бы она соглашалась чаще ездить с ним. Но Инна не любила переезды, чужие дома, номера гостиниц, даже самые комфортабельные. Она говорила, что в прошлой жизни, наверно, была кошкой и потому так привязана к дому. Инна хорошая мать, это отрицать нельзя, Вадим всегда был благодарен ей. Но это не любовь! Благодарен… она жила с ним, воспитывала дочь. Маленькая Инна не узнавала, пугалась, когда Вадим приезжал после многомесячного отсутствия. Теперь-то знает, а все равно боится — вон, мама сказала. Что же там такое?

— Понимаешь, Вадик… ты только не сердись и не ругай ее. — Мама все расправляла на коленях платье, «обирала» себя. Вадим знал — это признак крайнего волнения, и болезненно реагировал на него. Ну почему ж именно сегодня, когда он пришел к ней с такой радостью?!

— Как я могу ругать, если не знаю за что? Давай ты уже расскажешь, и нам обоим станет легче.

— Даже не знаю… — Надежда Дмитриевна прерывисто вздохнула и решилась. — Ты ведь в курсе, что Костя с Иришей снова сошлись?

— Нет, впервые слышу, но буду знать.

— Это еще не все, что тебе надо узнать. Дело в том, что у них… что Ирочка в положении.

— Что?! — Он резко встал. Мать тоже вскочила и сделала шаг к двери, как будто он, Вадим, мог сейчас пойти туда, в гостиную, где были Ирина и Костя.