Пианист. Осенняя песнь (СИ)

Он сказал это, взглянул на Милу и ужаснулся — неужели она на свой счет приняла? Глаза опустила, закрылась… А он даже до парка её проводить не может, времени нет, людей подводить нельзя. О том, чтобы концерт отменить, у Вадима даже мысли не возникло. Все билеты проданы, и уважительной причиной для отмены могла бы послужить только смерть исполнителя.

Захар Иосифович часто повторял это в назидание ученикам, не слишком хорошо готовым к зачетам и экзаменам. И еще, что музыкант принадлежит не себе, а публике. Эту заповедь Вадим свято соблюдал еще со старших классов музыкальной школы, с первого своего выступления на серьезном концерте в Малом зале филармонии. Сегодня его ждут в Большом.

Мысли невольно обратились к текущему, ночь с Людмилой отодвинулась в прошлое, стала чем-то необъяснимым, за пределами его реальности. Тогда еще он не мог понять, что удержать Милу важнее всех концертов вместе взятых!

До последнего он надеялся, что сумеет хоть на несколько минут уединиться с ней, объяснить про концерт, договориться встретиться вечером, сразу же после концерта, или, может быть, пригласить её в филармонию. Но ничего этого не вышло. Он опаздывает, опаздывает, безбожно опаздывает! Эта мысль вытеснила все остальные.

Когда прощались, уже в прихожей, Вадим поцеловал Людмиле руку, дольше, чем позволяли приличия, удерживал в своей, прижимался губами к запястью. В ответ ощутил пожатие. Хотела ли Мила, чтобы он все забыл? Об этом ли просила? Или умоляла не оставлять ее сейчас?

Он не мог думать об этом, совершенно не имел времени, до пресс-конференции оставалось часа три — это только доехать до дома, схватить кофр с фраком, рубашку и туфли и нестись обратно в город.

Глава 4

Дома его ожидали встревоженные родители и Захар Иосифович — олицетворение оскорбленной добродетели. Было очевидно, что обсуждать темы для ответов журналистам некогда, собираться с мыслями тоже. Но было и положительное: все это вытеснило из головы Вадима предконцертное волнение.

За годы бесконечных выступлений на сцене Лиманский научился скрывать его от публики, но в той или иной степени волнение присутствовало. Иногда превращалось в страх. Это лишало стабильности, не позволяло реализовать задуманное.

Без разъяснений Вадим сразу прошел к себе — собираться. Но не тут-то было, мама пошла за ним.

— Вадик, что случилось? Почему ты не ночевал дома?

— Я ночевал дома в городе и, кстати, предупредил Захара Иосифовича. Это он всех на уши поставил?

— Никого он не ставил, мы сами по себе беспокоились. А ты мог бы и еще позвонить.

Вадим с тоской глянул на кабинетный рояль — хоть бы полчаса поиграть, пальцы разогнать, с мыслями собраться.

— Я и звонил ему, а мог бы и совсем не звонить. Мне не двенадцать лет. — Лиманский, по обыкновению, начал сердиться на неумеренную заботливость матери, но вспомнил вдруг, что Мила рассказывала о своей семье, и осекся. — Извини, у меня очень мало времени, в Царском задержался.

— Но у тебя сольный концерт в Большом зале! Как можно с такой безответственностью относиться. Ты…

— Мама! Давай поговорим потом? А то я сейчас что-нибудь забуду.

— Я все собрала уже, погладила, почистила, рубашка, фрак, как обычно, обувь в кофре, в боковом отделении.

— Спасибо!

— Вадик, у тебя точно все в порядке?

— Да, конечно, но я опаздываю.

— Хорошо, хорошо, собирайся. А ты завтракал? Я на нервной почве наготовила тут всего, может, поешь?

— Нет, спасибо, ты же знаешь, перед концертом я не ем.

— Хорошо, хорошо, тогда я к Захару Иосифовичу пойду, помогу ему собраться.

— В каком смысле?

— А он тоже поедет тебя слушать, папа с Семеном его отвезут и в зал проводят.

Вот только этого сегодня и не хватало! Подумал, но не сказал Вадим. При своих он играть не любил. Незнакомая публика — другое дело, общение с ней затягивало. Кажется, только на сцене он и жил.

Это случилось незаметно, Вадим долго не признавался самому себе, что как на иглу подсел на нервное возбуждение, адреналиновый концертный риск, аплодисменты, публичность. Концертная гонка, к которой с юности приучил его Захар, породила чудовищную зависимость. Учитель и предположить не мог, что натворил, он только радовался фанатизму Вадима в занятиях, его выносливости и даже тому, что другие стороны жизни отодвинулись для Лиманского на задний план.

Родители приняли и смирились, что Захар Иосифович стал для их Вадика почти богом, было много обстоятельств: познакомившись на студенческой вечеринке с девушкой, Вадим женился, когда она родила дочку Ирочку, и вряд ли смог бы продолжать учиться в Консерватории, время было тяжелое — отец Лиманского потерял работу, а мать зарабатывала ничтожно мало. Захар Иосифович фактически взял заботы о молодой семье на себя.