Пианистка

– Ее прооперировали. Ребенок дышал при рождении. Но шансов у него почти нет. Он сильно недоношенный.

– Как сильно? Ей же оставалось максимум четыре недели!

Пожилая покачала головой:

– Больше, гораздо больше. Срок не точно установлен. Но не в недоношенности дело.

– А в чем? – испуганно спросила Карина.

– У матери было сильнейшее кровотечение. Малыш наглотался крови, вод, отсюда отек легких, гипоксия. – Женщина говорила спокойно, ровным усталым голосом.

Наверное, она привыкла, потому что делала это не первый раз, не второй, а бог знает какой. Сыпала медицинскими терминами, словно была уверена, что Карина прекрасно знает и понимает все врачебные тонкости.

– Он может выжить?

– Теоретически – да, но практически – вряд ли. Он очень слаб. Мы его отправили в специализированную детскую больницу. Там есть необходимое оборудование, там ему постараются помочь.

На минутку Карине стало легче: все-таки есть шанс. Наука сейчас творит чудеса. Надо будет заплатить, достать любые лекарства – они с Олегом сделают что угодно. Может, выживет ребеночек. А Леле, наверное, уже лучше – и кровотечение должно было остановиться, и…

Карина взглянула в лицо пожилой докторше. Оно по-прежнему оставалось бесстрастным и спокойным, но в глазах она заметила едва уловимую тень.

– Вы кто ей? Сестра? – спросила женщина, и Карина вновь почувствовала отступивший на время озноб.

– Нет, соседка, подруга.

– Муж ее где? В городе?

– Нет, далеко. В командировке.

– Звоните ему, чтобы срочно летел в Москву. Срочно, понимаете?

– Да, хорошо. А что с ней? С Лелей что-нибудь страшное? Скажите мне, я должна знать. – Карина умоляюще заглянула врачихе в лицо.

– Да, – ответила та, и тон ее голоса стал мягче, участливее. – Да. Все плохо. Если есть еще близкие – мать, отец, родственники – пусть быстро едут, а то могут не успеть. Кровопотеря огромная. Сердце слабое. Мы делаем что можем. Почему она находилась дома? Ей давно пора было лечь в больницу. Предлежание плаценты, в карте черным по белому написано – показана госпитализация на сроке тридцать недель.

– Госпитализация? – хриплым шепотом переспросила Карина. – В карте?

– Ну да. Звоните. – Врач кивнула на стол дежурной, где стоял телефон, и бесшумно двинулась к лифту.

Значит, Леля умирает, так же, как и ребенок. Не помогли молитвы, которые она шептала про себя в машине «Скорой помощи» и здесь, сидя в приемном отделении.

Но почему – она? За что?!

Карина кинулась к телефону.

Звонить! Но кому? Лелиной матери в Зеленоград? Она не знает номера. Олегу? Отсюда невозможно позвонить в другой город. А выйти, добежать до почты Карина не может – как она оставит здесь Лелю?

Господи! Она даже сумочку не взяла, а там – записная книжка с телефонами оркестрантов.

Карина в отчаянии взглянула на дежурную. Придется все-таки бежать на почту, а у нее и денег нет. Одолжить?

Она наугад сунула руку в карман дубленки, нащупала там две смятые купюры и какой-то потрепанный клочок бумаги, извлекла все это на свет божий.

Деньги оказались десятками. Карина развернула сложенный пополам блокнотный листок. Посреди страницы крупным размашистым почерком было написано: «302-15-40 Тамара».

Тамара. Сестра Вадима, парикмахерша. Тогда в поезде она дала Карине свой телефон, а та сунула бумажку в карман дубленки и позабыла о ней. Сколько сейчас времени?

Карина взглянула на круглые настенные часы – без четверти семь. Сестра Вадима должна быть дома. По крайней мере, на это есть надежда.

Она подошла к столу, набрала номер. Послышались долгие, тягучие гудки.

Никого нет. Очевидно, Тамара еще не вернулась из салона. Что делать дальше?

– Але, – внезапно произнес тихий, далекий голос.

– Это Тамара? – спросила Карина.

– Нет, – ответила трубка.

– А можно Тамару?

– Можно, – послышался какой-то щелчок, и воцарилось молчание. Наконец, более громкий и энергичный голос сказал:

– Я вас слушаю.

– Тамара, – закричала в трубку Карина, боясь, что ее плохо слышно, – это говорит знакомая Олега и Лели Ляшко. Меня зовут Карина, вы мне в поезде отдали ноты Вадима, когда тот заболел перед поездкой в Суздаль. Помните? – Карина перевела дух, стараясь преодолеть подступающие к горлу рыдания.

Трубка молчала.

– Вы слышите меня?

– Слышу, – ответила Тамара бодрым голосом. – Я вас вспомнила. Вы хотите постричься?

– Нет, Тамара, нет. Я звоню вам из больницы. Вы знаете телефон гостиницы в Хабаровске? Надо срочно дозвониться до Олега. У Лели начались роды, и она в очень тяжелом состоянии. Але? Вы меня понимаете?

– Кто в больнице? – переспросила Тамара.

– Жена Олега. Вы знаете его жену Лелю?

– Да, знаю. – В голосе зазвучала тревога. – Что с ней? Она рожает?

– Уже родила. У нее – сильное кровотечение. Надо, чтобы Олег вернулся немедленно, тотчас. Я не могу отсюда позвонить… – Карина почувствовала, что больше говорить не в состоянии.

– Але! – раздалось из трубки. – Что с вами? Вы плачете?

– Нет, – всхлипнула она, – то есть да.

– Все так плохо? – взволнованно спросила Тамара.

– Да, да! – в отчаянии закричала Карина.

– Я сейчас позвоню в Хабаровск. У меня есть телефон. Не переживайте, позвоню. Перезвоните минут через пятнадцать.

– Хорошо.