Пианистка

– Хорошо, я передам. – Она старалась говорить точь-в-точь как он, так же отстраненно и сдержанно, а внутри все надрывалось от нестерпимой, жгучей боли.

– Ладно. Я еще завтра позвоню. Ты за Лелькой следи, пожалуйста. Договорились?

– Да.

Ей показалось, он уже вешает трубку – в ухо ударила мертвая пустота. Она зажмурилась и отчаянно, сдавленно позвала:

– Олег!

– Что?

– Ничего. – Карина вытерла ладонью слезинку, выползшую на щеку. – Просто хотела узнать, ты еще тут?

– Да. Но мне пора. Мы поговорим обо всем, когда я вернусь в Москву. Обязательно. Ты слышишь?

– Хорошо.

– Ну все тогда. Пока.

– Пока. – Она медленно опустила руку, в которой была зажата телефонная трубка.

Потом так же медленно нажала на рычаг. Послышались частые беспокойные гудки.

Все. Ждать больше нельзя. Надо звонить Верке.

Карина, не кладя трубку, набрала номер.

– Але, – сказал детский голос на том конце провода.

– Позови маму.

Через минуту подошла Верка.

– Это я, – проговорила Карина. – Хочу навестить тебя. Как насчет завтра?

– Отлично, – весело произнесла та. – Давай к обеду.

– Даже раньше. К двенадцати.

– О'кей. Ты не передумаешь?

– Ни за что.

Они простились.

Когда через полчаса вернулась Леля, Карина сосредоточенно чистила картошку на кухне.

– Привет. – Та поставила на стол белую пластиковую бутылочку с цветной наклейкой. – Вот такой я хотела. – Она помялась немного, потом спросила делано-безразличным тоном: – Никто не звонил?

– Звонил. Олег. Просил передать, что у него все в порядке. – Карина упорно смотрела на свешивающуюся в раковину спираль картофельной кожуры.

– Вот черт, – Леля с досадой стукнула кулаком по столу, – так и знала! Не нужно было уходить.

– Брось. Он завтра позвонит. Не сидеть же тебе у телефона как привязанной. – Карина с удивлением слушала свой ровный, совершенно бесстрастный голос. – Кстати, – она бросила очередную картофелину в миску с водой, – завтра я должна уйти.

– Куда? – встревоженно произнесла Леля и тут же, опомнившись, закивала. – Конечно, иди. Только скажи, тебя… долго не будет?

– Несколько часов. Мне нужно съездить к подруге. Это довольно далеко отсюда.

– Поезжай. – Леля вздохнула и принялась отвинчивать крышечку с бутылки.

50

Карина не переставала изумляться самой себе. Никаких больше сомнений и терзаний – весь остаток дня и ночь она провела абсолютно спокойно, не колеблясь, твердо зная, что утром поступит так, как решила.

Назавтра ровно в полдень она уже подходила к Веркиному дому на Чистых прудах.

Мелодично пропел звонок, за дверью послышались скорые веселые шаги.

– Ну наконец-то! – Верка схватила Карину за плечи, втащила в огромную, просторную прихожую. – Давай, давай, заходи!

Живот у нее был куда меньше Лелиного, почти незаметный под свободным шелковым халатиком. А вот выглядела Верка значительно хуже – на лице желтоватые пятна, под глазами густая синева, щеки ввалились.

Однако, несмотря на это, взгляд ее сиял. Она в два счета подхватила Каринино пальто, закинула его в здоровенный зеркальный шкаф-купе.

– Ой, подруга дорогая, знаешь ли, до последней минуты не верила, что ты сподобишься и придешь!

– Пришла же. – Карина неловко улыбнулась, опасаясь поскользнуться на блестящем, как каток, паркете.

– Молодчина. – Верка обняла ее, повлекла за собой по извилистому коридору.

Справа приоткрылась дверь, оттуда высунулась детская мордашка.

– Мам, я математику сделал.

– А где твое «здрасте»? – сурово вопросила Верка. – Не видишь, тетя Карина к нам в гости пришла!

– Здравствуйте, – опустив белобрысую голову, сказал мальчик.

– Привет, Егорка. – Карина улыбнулась, достала из сумки шоколадку, протянула Веркиному сыну. – На, держи.

– Спасибо. Мам, мне дальше русский делать?

– Делай сначала английский, – поразмыслив, решила та.

Мальчишка скрылся в комнате.

– Как он вырос, – проговорила Карина, – не узнать.

– Еще бы, – фыркнула Верка. – Ты сколько здесь не была? Года полтора?

– Больше, – смущенно произнесла она.

– Вот видишь. А дети растут каждый месяц.

Они наконец очутились на кухне, больше похожей на бальный зал.

– Садись. – Верка выдвинула из-под широкого, дубового стола массивный стул с высокой, резной спинкой. – Голодная? Обедать будешь?

– Нет, нет. Пожалуйста, не беспокойся. Лучше посиди со мной.

– Тогда чаю. – Верка достала с полки тонкие фарфоровые чашки. – Тебе какой?

– Любой, – усмехнулась Карина.

– Тогда гавайский. Попробуешь – вкус обалденный.

Верка налила в чашку ярко-красную заварку, добавила туда кипятку, вытащила из двухметрового холодильника торт в прозрачной упаковке.

– Вот. Специально для тебя купила.

Она отрезала пару кусков, разложила по блюдечкам и наконец уселась напротив Карины.

– Хорошо-то как, что ты здесь. – Верка смотрела на нее с теплотой и нежностью, как могут лишь друзья с юности, те, кто знали нас детьми. – Выглядишь замечательно. Красивая, ну просто до невозможности.

– Брось, перестань. – Карина грустно улыбнулась.

– Нет, ей-богу. Я же искренне. Облик такой загадочный, меланхолический. – Верка весело расхохоталась.

– Вер, – тихо проговорила она, ковыряя ложечкой красное желе на торте. – Я поживу у тебя? С полгода или побольше, помнишь, мы договаривались?