Пьяный призрак и другие истории (ЛП)

   Воскресенье, после этого собрания Общества помощи солдатам, выдалось по-весеннему теплым и прекрасным, приглашавшим провести его на открытом воздухе. Но общественная мораль в Таскамаке была тесной в своих рамках, и среди прочих ограничений, налагаемых ею, была неуместность воскресных прогулок, за исключением посещения деревенского кладбища. Теория этого, если провести тщательные исследования, по всей вероятности, коренилась в каком-нибудь пуританском представлении о том, что молодежь, отринув бездумное веселье, будет чинно прохаживаться среди могильных холмиков, читая неуклюже-торжественные надписи на памятниках и благоговейно размышляя о смерти. На практике, факты совершенно не подтверждали теорию, ибо молодые люди инстинктивно стремились скорее к развлечениям, чем к духовному просветлению; они болтали и смеялись так громко, как только могли; читали эпитафии, которые, при соответствующем истолковании их первоначального смысла могли оказаться очень веселыми, и обменивались шутками, самым антипуританским образом. Они бездумно предавались, - среди мрачных напоминаний о жизни и смерти, в месте, где нет любви и брака, - обычному деревенскому флирту, давая повод для сплетен обладателям острых глаз, наблюдавших за прогуливающимися между могил молодыми парами, не обращавшими на этих наблюдателей никакого внимания.

   Сегодня желание увидеть только что установленный камень над пустым могильным холмиком, который должен был увековечить память об Арчи Лоуэлле, привлек необычайно большое количество деревенских жителей, отправившихся после полуденной службы на кладбище, причем пронесся взволнованный шепоток о том, что все три безутешные невесты пришли в церковь с цветами. Небольшие группки медленно направлялись к потрепанным ветром воротам позади церкви, но уже первая из них остановилась, увидев фигуру в черном, склонившуюся над могилой. Делия Бэррейдж, певшая в хоре, как потом передавалось из уст в уста по всей деревне, первая спустилась по ступенькам хоров, не дождавшись благословения, и первая оказалась на кладбище.

   Собравшиеся группки едва успели заметить, с какой нежной заботой осиротевшая Делия разложила у подножия мраморной плиты принесенные алые цветы, и сразу же были охвачены радостным возбуждением, завидев вторую фигуру, закутанную крепом, направлявшуюся к тому же месту с цветами в руках. Мэри Фостер несла в руках, скрытых черными перчатками, букет белых пиретрумов, очень любимых в Таскамаке. Мисс Фостер подошла к холмику и смиренно положила свое подношение рядом с красной геранью; и хотя она была вынуждена положить свои цветы дальше от камня, чем первые, она, очевидно, решила не отстать в проявлениях траура. Она опустилась на колени и поднесла к лицу носовой платок таким жестом отчаяния, что превзошла выражением горя мисс Бэррейдж, у которой не оказалось иного выхода, кроме как тоже встать на колени, в слабой попытке подражать сопернице.

   Удовлетворенные зрители к этому времени взволнованно перешептывались, обменивались многозначительными взглядами и приглушенными комментариями. Те, кто осмелился подойти поближе к месту действия, с любопытством прислушивались, не обмениваются ли замечаниями скорбящие дамы. Волнение достигло своего апогея, когда по тропе медленно прошествовала Мэтти Ситон, с более пышным букетом, чем два предыдущих. Она несла венок из английского плюща, и по зрителям пробежала какая-то дрожь восхищения, когда они увидели, что мисс Ситон пожертвовала для могильного венка многолетними растениями, за которыми тщательно ухаживала.

   - Боже мой! Она срезала свой плющ! - ахнула одна из зрительниц.

   - Она так и сделала! Ради всего святого! - отозвалась другая, слишком потрясенная, чтобы говорить связно.

   - Можете мне поверить, Мэтти Ситон никому не позволит опередить себя! - с восхищением прокомментировала увиденное третья.

   В такой момент человеческое любопытство не могло остаться в стороне, и когда Мэтти двинулась к памятнику Лоуэлла, соседи последовали за ней, словно подчиняясь непреодолимому влечению. Когда она добралась до места, они окружили его кольцом, смотрели и слушали с таким вниманием, что оно было почти простительно. Они могли видеть, как пришедшие ранее зрители наблюдали за вновь прибывшей из-под прижатых к глазам платочков, и с одобрением к замечательному драматическому представлению отметили то безразличие, с каким мисс Ситон игнорировала их, пока не встала рядом с поникшей парой. После чего, широким жестом откинула вуаль из крепа и царственным взглядом черных цыганских глаз окинула сначала их, а затем принесенные ими цветы.

   - О, спасибо вам за цветы, - произнесла она голосом, громким настолько, чтобы слова ее были отчетливо слышны зрителям. - Арчи так любил их!