Пиар по-старорусски

Одураченный соперник сначала долго сидел, не в силах понять – что же на доске не так. Когда до него дошло, то он стал вспоминать – когда же он допустил такую промашку, что проиграл ферзя. По старинной интеллигентской традиции сомневаясь – то ли это так и должно быть, то ли его надули. Сомнения свои он по той же традиции вслух не высказывал, боясь оскорбить подозрением такого высокого гостя. Как раз в тот момент, когда чаша сомнений склонилась в сторону «обманули» и он уже собирался высказать свои сомнения вслух, Вася и поставил ему мат и положил короля соперника на доску. Его победу домовые приветствовали дружными криками. Как оказалось, все были на стороне Васи. Теперь его авторитет был непререкаем, а популярность среди маленького народца не имела границ. Толпа кричала:

– Вася! Вася!.. – совсем не опасаясь, что охранник мог проснуться и услышать – за окном уже светало. «Так, ёлки-палки, – подумал Вася, – уже утро, а я им ещё своих условий не сказал». Он поднял руку. Все сразу замолчали.

– Как вы и просили, я показал, что значит – настоящая игра. Никто из вас не смог меня обыграть больше одного раза. Так?

– Так! – сказали домовые.

– А кто помнит – на что мы играли?

Все молчали, вспоминая. Потом Пшепшепшетский тихо сказал:

– Ни на что не играли. Мы не договаривались.

Он был старше всех и лучше всех знал, что это значит.

– Верно, – сказал Вася. – А если мы перед игрой не договаривались, на что играем, то сейчас предмет и размер выигрыша устанавливает выигравший. Это общее правило. Для всех миров и для всех народов. Так?

– Так! – грустно сказал Пшепшепшетский, гадая, какую же неимоверную плату потребует Вася за проигрыш. Эх, если б он проиграл хотя бы Библиофилу, можно было бы сказать, что это ничья. Мол, в карты выиграл ты, а в шахматы – мы. В результате – один-один, ничья. Слабенькое оправдание, но ведь в трудной дороге и жук – мясо. Можно было за него зацепиться и не выполнять Васиных требований, какими бы они ни были. А сейчас – и крыть нечем.

– А если так, то давайте, платите должок…

Нечисть напряжённо застыла: что же сейчас потребует боготворимый Вася?

– А должок ваш вот каков: должны вы мне пуд золота…

Собрание облегчённо вздохнуло.

– …и помочь мне выбраться из этого дома и доставить в Новоград. Всё.

Воцарилось молчание. Условие было неслыханным.

– Вася, – сказал за всех Пшепшепшетский, – это не в наших правилах. Нам нельзя идти против хозяина дома, где живёт кто-то из нас. Проси чего хочешь, но не этого. Хочешь, мы тебе не один, а два пуда золота принесём?

– Не хотите мне помочь, тогда я вам за каждую проигранную партию буду щёлкать по лбу. спросите у Авессаломыча, он в курсе.

Пшепшепшетский взглянул в его расширившиеся от ужаса глаза и на Васину внушительную фигуру и решил, что этого лучше не делать.

– Вася, нам надо посовещаться. Такого ещё не бывало в нашей истории.

– Так совещайтесь, какие проблемы? Надеюсь, десяти минут вам хватит?

– Хватит.

Председатель несостоявшегося собрания повернулся к своим соплеменникам и сказал:

– Братья! Небывалое дело случилось в нашей общине. Все мы в долгах перед этим человеком. И расплатиться не можем. Он требует такое, чего ещё ни разу у нас не бывало. Он требует, чтобы мы пошли против хозяина дома, где живёт наш уважаемый Пантелеймон Авессаломович Пыхтяркин. Но по закону это запрещено. Стало такое возможно потому, что мы перед началом игры не договорились, на что же мы играем. А посему он вправе требовать что угодно. И это тоже закон.

Собрание молчало. Лишь из угла доносилось похрапывание: какой-то домовой, утомлённый долгой и насыщенной событиями ночью, не выдержал и заснул.

– Оксюморон, – сказал кто-то.

– Не, когнитивный диссонанс, – поправили его.

– Отнюдь, коллеги, – влез в разговор умный Библиофил, – это всего лишь конфликт интересов или конфликт законов.

– Правда, есть ещё выход, – продолжил Пшепшепшетский, – каждому по щелбану за проигрыш – и дело в шляпе. Что скажете на это, братья?

Тут вперёд выскочил Авессаломыч:

– Братья, вы все меня знаете. Я никогда не отличался мягкостью головы. Я даже, если кто помнит, могу головой гвозди забивать. Да-да, и не надо улыбаться так недоверчиво. Но Васины щелбаны – это хуже, намного хуже, чем забивать лбом гвозди. Вы уж мне поверьте, я знаю…

– А пусть вон председатель свою тупую башку за всех и подставляет, – сказал Рыжиков, – мы-то чего из-за этого недоумка страдать должны?

Пшепшепшетский недовольно запыхтел.

– Братья, есть ещё один способ, на котором настаивает Вася: помочь ему выбраться отсюда. Я, как здешний домовой, не возражаю. Дело за вами. Дадите «добро» на это – первыми сделаете дело, которого ещё у нас не бывало. Небывалое сделаете, вот.

– А почему он здесь оказался, – спросил Рыжиков, – и как его сюда притащили? Общество интересуется. Может, какие нарушения нашего закона были?

– Это верно, – обрадовался Авессаломыч, – если были нарушения, то тогда наш священный долг – эти нарушения исправить. То есть вернуть Васю туда, откуда его взяли. Вася, расскажи, что от тебя надо Филиппу?