Пиар по-старорусски

– Не надо туда ходить, – ответил Филипп, – и так понятно, что Докукины люди налёт сделали и советники увели.

– Э, начальник! А как он это место нашёл? Может, у тебя предатель, а ты и не знаешь. Нет, надо идти.

Филипп согласился. Тут же велел седлать коней, взял с собой пятерых из дворни, посадили на коня Песца и выехали. Песец на коне ездить не умел. В тундре попривык на нартах с собачьей упряжкой да на оленях. Лошадь казалась ему слишком высокой, он всё время наклонял голову и прижимался к шее, чтобы было пониже. Вернее – чтобы казалось пониже. Ехать быстро он, конечно, не мог. Поэтому до Новых Портянок добрались только к вечеру. Разбитые ворота всё так же лежали посреди двора, дверь в терем тоже была выбита и висела на одной петле. Тела погибших уже увезли отпевать. Хитрого Песца за недолгое путешествие верхом, уже проклявшего всё на свете, вынули из седла едва живого. Филипп, видя, что от него сейчас толку немного, велел принести воды и окатить сомлевшего ведуна.

После водной процедуры Песец пришёл в себя и даже что-то замурлыкал по-своему.

– Не время сейчас песни петь, – сказал Филипп, – ступай в дом да глянь, может, узнаешь, как они это место нашли.

Песец не сразу пошёл в терем. Сначала он постоял в центре двора, оглядываясь по сторонам, как будто что-то вынюхивая и выслушивая. Потом начал бродить по двору по спирали, расширяющимися кругами. Дойдя до терема он, не останавливаясь на пороге, вошёл внутрь и стал бродить внутри здания, обнюхивая, как ищейка, каждую стенку, каждую половицу. Филипп шёл следом, внимательно наблюдая за действиями шамана.

Временами тот бормотал что-то на непонятном языке. То ли сам с собой разговаривал, то ли заклинания какие-то читал. В конце концов вошёл в келью, где держали Васю. Здесь Песца что-то заинтересовало, он стал обнюхивать стены, потолок, каждый вершок пола. Особенно заинтересовала его печь, около неё он задержался дольше, чем в других местах. Обнюхивая её, он внезапно и быстро запустил руку в поддувало и вытащил оттуда какое-то маленькое отчаянно вырывающееся, дерущееся, царапающееся, кусающееся и плюющееся существо.

– Вот, начальник, – сказал шаман, – у него и надо бы спросить, как Докука узнал об этом месте.

Существо (а это был, конечно же, Авессаломыч) перестало трепыхаться. Песец держал его крепко, не вырвешься.

– Ты кто такой? – спросил Филипп. – Отвечай быстро и честно. А не то беда будет.

– Напугал, – презрительно фыркнул Авессаломыч, – ничего ты мне не сделаешь.

– Так кто же ты такой? – словно не слыша дерзости, повторил вопрос Филипп.

– Да домовой я твой, бывший, – ответил Авессаломыч, – вот, за вещами пришёл, а этот басурман меня и сцапал.

Под печкой послышалось слабое шуршание. Авессаломыч насторожился.

– Почему же бывший?

– Ухожу я отсюда, другое место мне предложили. Получше!

– Чем же тебе здесь не глянется?

– Нарушил ты второй принцип мирного сосуществования, вот чем.

– Что-что я нарушил?

– Ах да, ты же не в курсе. Пригласил ты сюда вот этого чумазика, что меня держит. Волхва басурманского, чужого. А это – запрет.

– Вот, значит, что. Так это, стало быть, ты Докуке сообщил, что человек его здесь находится?

– Нет, не я. Другие сообщили. Из наших. Ну ладно, бывший хозяин, пока, мне пора.

– Куда ты торопишься? – спросил Филипп, не понимая, почему пленник держится так смело и дерзко. – Тебе теперь торопиться некуда и незачем. Ты сделал мне очень большую гадость, а я такое не прощаю.

– Да плевать я на тебя хотел, – нагло сказал Авессаломыч, поглядывая на печку, под которой уже было заметно какое-то движение. Он очень сильно надеялся, что это кто-то из братьев-домовых пришёл его выручать.

– Вот как? – фальшиво изумился Филипп. – Сейчас ты пожалеешь о своих словах. Песец, сделай так, чтобы он пожалел.

Хитрый Песец кивнул, прикидывая, чем бы таким пострашнее огорчить наглого домового. Пока он раздумывал, из-под печки выбрался ещё один домовой. Вернее, не совсем домовой. Это был библиотечный, Библиофил. За собой он вытащил железный молоточек. Для человека он был невелик – вроде сапожного, но домовой тащил его с трудом. Быстро подскочив к Песцу, он с размаху ударил его молотком по коленке. Не ожидавший такого коварства шаман взвыл от боли, выпустил из рук Авессаломыча и повалился на пол, воя и корчась от боли.

Получивший свободу Авессаломыч юркнул под печь, куда за мгновение до него скрылся и Библиофил, таща за собой молоток (неча добру пропадать). Ещё через миг оба домовых мчались тайным ходом, недоступным для человека, в библиотеку, где обитал Библиофил. По пути Авессаломыч изливался в благодарностях:

– Ну ты молоток! Если б не ты, этот волхв басурманский меня бы… Ну ты молоток… Запомни, Библик! Если кто ещё будет тебя очкариком дразнить – ты мне говори. Я тому живо – по сопатке… Ну ты молоток!..

В ответ Библиофил бурно восхищался геройским поведением Авессаломыча в плену и заверял, что как только кто-то обзовёт его очкариком, то он сразу же ему пожалуется. А по сопатке обидчику можно и вдвоём надавать. Так даже сподручнее будет.