Пиастры, пиастры!!!

Эйвори полюбил восточную красавицу. Словно в сказке из «Тысячи и одной ночи», бедный юноша стал мужем прекрасной принцессы. И богатое приданное перекочевало в трюмы «Чарльза Второго», а послы Императора были отпущены в обмен на признание законности брака европейца и индийской княжны.

Тесть не смирился с предательством дочери. Его гнев обрушился на представителей Ост‑Индской компании, и последним не осталось ничего другого, как объявить Счастливчика Эйвори человеком вне закона.

Эйвори оставил путь морского разбоя и оселился на острове, защищённом от влияния властей. Несколько лет жил Эйвори с женой на Мадагаскаре, наслаждаясь миром и покоем. И нет сомнений, что большую часть нажитого добра он для надёжности припрятал в земле, как поступали все предусмотрительные люди. Всё ли он забрал с собой, когда отплывал в Старый свет, на родину? Вряд ли. Скорее всего, несколько сундуков дожидаются своего часа в земле, чтоб явиться достойному преемнику капитана Джона Эйвори, Счастливчика Бена, о подвигах которого в Южных морях знала вся Англия, вся Европа. О нём писали книги и ставили пьесы, ему завидовали и гордились им. Это был наш соотечественник!

Не мы ли станем его преемниками? Всё возможно, говорил наш проводник, рассказывая историю удачливого капитана. Нужно лишь внимательно слушать местные предания и иметь некоторую удачу, способную привести к искомому.

На что же ещё могли уповать джентльмены Удачи, как не на благосклонность своей капризной госпожи?

Мадагаскар принял нас, как дорогих гостей. Трюмы наши были полны захваченными товарами, кошели туго набиты монетами. Что ещё нужно моряку? Капитан Ингленд решил дать долгий отдых команде. Корабли бросили якоря. Назначили команды для охраны, составили график смен. У Ингленда всегда был порядок, как на военном судне. Отбыв суточную вахту, матросы получали полное право остальное время проводить на берегу. Этим правом мы и воспользовались в полной мере.

Глава 16. Бен Ганн

Мы втроем — я, Джон и Пёс, бродили по посёлку, отдыхая от постоянной болтанки и качки. К тому времени Дик стал верным спутником Долговязого, бегая за ним, как собачка. Есть такие люди, которые могут выжить лишь рядом с сильными личностями, отвечая на снисходительность щенячьей преданностью. Дик полностью оправдывал свою кличку.

Ноги всё ещё чувствовали качку, и я шёл, покачиваясь, словно стараясь постоянно удерживать равновесие. Той покачивающейся походкой, которой я некогда завидовал и по которой за милю можно признать бывалого моряка.

Мы миновали пустующий рынок, прошли мимо запертой церкви и, не найдя более достопримечательностей, устроились на отдых в тени широколистой пальмы. Два стола и пара лавочек под навесом из пальмовых листьев в этих местах гордо назывались «трактиром». Здесь можно было разжечь жажду тёплым горьким пойлом и утолить её прохладной водой, набранной прямо из протекающего рядом быстрого ручейка, сбегавшего с ближайшей горы. Здесь можно было плотно пообедать копчёной свининой с лепёшками и закусить сладкими сочными фруктами. Здесь можно было отдохнуть, наслаждаясь тишиной.

Мы устроились под навесом, заказали выпить и закусить Я с удовольствием протянули уставшие ноги. Пёс, как всегда, начал разглагольствовать на всякие глупые темы, да мы с Джоном его не слушали, наслаждаясь журчанием ручейка и щебетом птиц. Видя, что его мысли нам глубоко не интересны, Дик заткнулся и прикрыл глаза, решив вздремнуть. Наступил блаженный послеполуденный покой, и я с удовольствием растянулся в холодке, прямо на земле, прислонившись спиной к шершавому стволу пальмы. Набив трубку, я принялся пускать колечки дыма, полностью расслабившись и ни о чём не думая.

Так бы прошёл весь день, не будь он нарушен неожиданным происшествием. Дело было ближе к вечеру, когда жара спала, и местные бездельники потянулись на улицу, дабы заняться своим обычным бездельем.

Мирный покой разрушили гомон и крики. Затем послышался топот ног и треск сучьев. Из эвкалиптовой рощи, распугивая коз и кур, выскочил босой оборванец, замер на секунду, соображая, куда бежать дальше.

Бежать было некуда. Впереди был океанский берег, позади преследователи. Толпа настигала, а беглец дышал так тяжело, словно его только что из под воды достали. Решившись, он бросился к нам, с мольбой протягивая руки:

— Помогите, братья христиане!

Говорил он на английском, что впрочем, не редкость в здешних местах. В этом новом Вавилоне каких только рас не встречалось. В основном, правда, арабы и чернокожие; да только те предпочитали селиться особняком, в горах и джунглях. Побережье же принадлежало европейцам — португальцам, французам, англичанам, конечно‑же, и десятку— другому иных рас и народностей, ветрами странствий заброшенным на этот остров.