Пять бессмертных. Т. I

Курганов тоже знал управление аппаратом, но до сих пор, за недостатком времени, не обучил пользованию им остальных. Уокер, давно желавший на нем полетать, ухватился за слова Пфиценмейстера и попросил подробных объяснений. Тот сделал это в уже известной читателю форме. Уокер, по природе достаточно беспечный, недолго думая, выкатил новенький «Хиль» на площадку перед гаражом. И… дело кончилось бесконечным летанием Уокера вокруг станции, попеременными криками и возгласами, то сверху, то снизу. Голос, доносившийся сверху, был испуганный и плаксивый, а снизу — резкий и сухой, будто кто ломал о колено пучки сухих щепок. Конечно, Пфиценмейстер ни разу при этом не улыбнулся. Смеяться он мог, но делал это в тех только случаях, когда ничего не было смешного: собрав лоб в складки, с совершенно хищным выражением лица, выдавливал из себя угрожающие клохтания: кхе-кхе-кхе-кхе.

Сев за стол и ни на кого не глядя, Пфиценмейстер принялся за еду. Несмотря на свою худобу, он ел много и жадно. Карст занял место в конце стола. Он не принимал никакого участия в общем разговоре и украдкой посматривал на Гету. Он закрывал глаза и думал: разве есть слова, которые могли бы передать все, что сейчас делается в этой маленькой, черной головке? Он опять вглядывался в Гету и закрывал глаза. Эти манипуляции не ускользнули от внимания Курганова. Он давно имел основание кое о чем догадываться. В данных обстоятельствах это касалось и его, как возможного, в конце концов, вершителя судеб всех ему близких. Слегка откинув голову назад, он серьезно и пристально посмотрел в лицо Геты. Та чуть покраснела, закусила слегка нижнюю губу, опустила глаза, но не вытерпела и взглянула в сторону Карста. Он в этот момент смотрел на нее и тотчас перевел глаза на Курганова. Перестрелка взглядами произошла в течение одной секунды. Курганову это было достаточно, чтобы понять все.

«Уже», — подумал он и с любезным видом обратился к занятому едой Пфиценмейстеру.

— Коллега, как вам здесь понравилось?

Не торопясь, старик дожевал кусок, проглотил и, глядя куда-то сквозь затканное хмелем окно, ответил:

— Прекрасно. Очень рад. Прекрасно! — Он перевел глаза на Курганова, поднял брови и еще резче повторил:

— Пре-кра-сно!

Лина подавила смех. Слезы выступили у нее на глазах. Гаро тихонько посмеивался. На другом конце стола шел громкий разговор между Уокером и Биррусом. Последний достал книжку и что-то стал чертить в ней карандашом. Уокер по временам стремительно вырывал у него книжку и карандаш и сам рисовал и исправлял.

Пфиценмейстер бросил в их сторону несколько грозных взглядов. Курганов, улыбаясь углом рта, заметил ему:

— Вы, коллега, не обращайте внимания. У нас не существует ни за столом, ни вообще где бы то ни было, этикета. Мы всегда на работе. Много важных и нужных вещей нам удалось выяснить и вывести из общих данных вот за этим самым столом, за обедом.

— Очень возможно, — отрезал немец.

Негры, во главе с Умо, подали второе. В перерыве между двумя блюдами мужчины, не выходя из-за стола, закурили. Это тоже вызвало несколько острых взглядов гостя. Уокер и Биррус оставили в покое книжку и карандаш и заговорили спокойнее. Курганов некоторое время молча прислушивался к их разговору, затем постучал вилкой о тарелку и сказал:

— Прошу слова для внеочередного заявления.

Спорящие умолкли. Биррус с комической важностью встал и, поклонившись, ответил:

— Пожалуйста.

— Я хотел сказать, что ни раньше, ни теперь не мог и не могу присутствовать при разговорах и спорах о том, что будет через тысячу лет.

— Но мы…

— Знаю, — перебил Курганов, — ты хочешь сказать, что предметом ваших фантазий был живой организм, а так как основные биологические законы известны, то можно… и так далее?

Уокер что-то неопределенно промычал.

Курганов продолжал: