Пять бессмертных. Т. I

Курганов поправлялся медленно. Через месяц он, наконец, начал вставать с постели. В большом доме стало пусто. Число обитателей уменьшилось наполовину. И заброшенными, осиротевшими казались затихшие лаборатории, в которых теперь никто не работал. Станция была похожа на корабль, который с большими трудами был проведен опытной рукой через неведомое море и, наконец, пришел к своей пристани. Команда готовилась съехать на берег. Тихо стало везде. Машины остыли. Топки погашены. Путь корабля кончен…

Шли приготовления к полету и к уничтожению станции и всех построек. Курганов боялся неминуемых подозрений и всего того, что возникло бы в связи с их непонятным исчезновением. Лучше, если все будет приписано взрыву. Поговорят и забудут.

Целыми днями Биррус и Карст разбирали на дворе мегурановые батареи. Они разносили их всюду, куда только можно было поставить. Ток пришлось выключить. В доме стало холодно и темно. Курганов торопил все настойчивее. Он боялся возвращения негров. Ему хотелось поскорее покинуть это место, где, казалось, еще не умолкли шаги и голоса тех, кто ценой своей жизни заплатил за их бессмертие.

Курганов спешил, но если бы он знал, какая над ними надвигается гроза, то не стал бы медлить и минуты.

Глава восьмая

Давно прошли все сроки, а Пфиценмейстер все ждал. Он таял, как свечка, и можно с уверенностью сказать, что жизнь в нем держалась благодаря надежде. Внимательно следя за Кургановым, пока тот оставался в Берлине, он, конечно, хорошо заметил связь между его исчезновением и отъездом трех работниц из отделения мозга. Чтобы не было сомнений, он сам побывал у секретаря и справился, куда выбыла Иттли. На другой день получил из Чельтенгамского Института справку, что никакой Иттли у них не значится. Он понимал, что это значит. И с этого дня начал ждать. Его угнетало вынужденное бездействие. Он ничего не мог сделать, чтобы ускорить движение дела, и чувствовал себя, как голодный человек, случайно попавший в гости в незнакомый дом и дожидающийся, когда позовут обедать. По временам он прямо доходил до отчаяния. «На какого черта этот Гаро полетит именно ко мне! — думал он, похрустывая суставами пальцев. — Кто же откажется? Любой врач…»

Он казался себе выжившим из ума, обманутым стариком. Он в миллионный раз перебирал все подробности беседы с Гаро в ту памятную ночь. И снова начинал надеяться на приезд его. Переходя от уверенности к полной потере надежды, он считал дни и часы. Каждый звонок, шаги заставляли его вздрагивать и прислушиваться. Сидя закутанный по вечерам на крыше дома в голом и пустынном саду, он внимательно следил за летящими с Севера аэронами и старался отгадать, на котором из них летит Гаро.

А тот все не прилетал. После отлета Курганова прошел месяц. Тяжелая тревога закралась в душу старика. Ужас и протест против гибели, всю жизнь сдерживаемые соображением о неизбежности и всеобщности этого закона, властно выступили и требовали жизни. Он не мог найти никакого утешения или оправдания своей смерти, когда знал, что ее можно избежать. Присоединялось еще нестерпимое любопытство к будущему. За последнее время он, несмотря на сомнения, настолько успел свыкнуться с мыслью о бессмертии, что; пробуждаясь от своих мечтаний, сначала долго не мог понять, где находится. Только вспомнив все, он с новой силой чувствовал свое беспомощное и жалкое положение. Да и как было не помечтать! Он воображал, что уже стал бессмертным, переносился на сотни лет вперед…

Но приходила действительность. Он подходил к зеркалу, сам не зная, почему так делал. Какая-то ассоциация толкала его. На него глядело лицо египетской мумии и впавшие воспаленные глаза с помутневшими зрачками. Он пугался, но не мог оторваться и сам себя гипнотизировал, простаивая подолгу перед зеркалом, пока, шаркая туфлями, не приходил старый Франц и не уводил его в кресло.

Шли дни, целые вереницы дней, а Гаро все не было. Однажды, после того, как ночью с ним случился сердечный припадок, Пфиценмейстер понял, что это первое предупреждение. Им овладела решимость отчаяния. Нельзя же спокойно дожидаться смерти! Может быть, он что-нибудь все-таки успеет сделать… Вряд ли он мог дать себе отчет, что из всего этого получится, но делать что-нибудь надо было обязательно. Возможно, его особенно подталкивала уверенность, что Гаро его обманул, и теперь опасаться раскрытия секрета не приходится. Не все ли равно ему!

Секретарь института еще спал, когда к нему явился Пфиценмейстер. У старика был совсем безумный вид. Секретарь стал все внимательнее прислушиваться к его сбивчивой, торопливой речи.

— Они там на своей станции делают ужасные вещи. Я все знаю… Перекрестные пересадки. Бессмертные и в то же время бесполые. Он обещал прилететь ко мне, если вытащит крест, да все равно и без этого. Но прошли все сроки. Или погиб, или просто посмеялся надо мной… Надо их задержать. Курганов увез к себе этих ваших сотрудниц. Вот у меня справка из Чельтенгама. Это заговор…

— Вы говорите, Ай, Иттли и Лилэнд улетели с Кургановым?

— Да, я давно знал, зачем он появился здесь, я с ним вместе…