Пять четвертинок апельсина

Мягко объяснил, что доказательств нет. Без доказательств ничего сделать нельзя. Люк впрямую никакого закона не нарушал. Вот если поймать его с поличным, тогда — конечно, но тот был слишком осторожен, слишком хитер. А родственнички только и ждут, чтоб я сдалась, и тогда в нужный момент — тут как тут и со своими условиями:

— Мы с радостью поможем вам, мамуся! Сделаем все, что в наших силах. Кто старое помянет…

Я прямо рвалась сесть в автобус, поехать в Анже, застать их в их логове, опозорить в глазах друзей и клиентов, раззвонить на весь свет, чтоб все знали, что они подстрекатели и шантажисты, — но Поль сказал: надо выждать. Нетерпение и злость уже стоили мне больше половины моих клиентов. И впервые в жизни я согласилась ждать.

7.

Через неделю они сами пожаловали.

Это произошло в воскресный день, и вот уже три недели, как моя блинная была закрыта по воскресеньям. Фургон-закусочная тоже не работал — он с точностью до минуты повторял мои часы работы, — мы с Полем сидели во дворе, подставив щеки последним лучам осеннего солнышка. Я читала, а Поль — он и сейчас, как в прежние годы, любителем чтения не был — просто, как видно, довольствовался праздным сидением и то изредка на меня поглядывал, как обычно добродушно, ненавязчиво, то стругал какую-нибудь деревяшку.

Услышав стук, я пошла отворять калитку. Передо мной стояла Лора, деловая, в темно-синем, а позади нее — Янник в угольно-черном костюме. Зубы в улыбке напоказ, как клавиши пианино. У Лоры в руках было громадное растение в горшке, с красно-зелеными листьями. Дальше порога я их не пустила.

— Кто-нибудь умер? — спросила я холодно. — Я, например, пока жива, несмотря на все ваши подлые старания.

Лора обиженно поджала губы:

— Но, мамуся…

— Никаких тебе «но, мамуся»! — резко оборвала я ее. — Мне прекрасно известны ваши грязные шантажистские фокусы. Правда, они не срабатывают. Умру, но вам не позволю выжать из меня ни гроша, так что скажи своему братцу, чтоб сворачивал свою зашкваренную телегу и убирался отсюда. Мне ясно, зачем он явился, и если вы это не прекратите, то, клянусь, пойду в полицию и подробно расскажу, что вы тут учиняете.

Янник, явно встревоженный, начал лопотать какие-то извинения, но Лора была сбита покруче. Изумление на ее физиономии продержалось не более десяти секунд, уступив место жесткой, холодной усмешке.

— Я сразу поняла, что ей лучше сказать все напрямик, — заметила она, высокомерно взглянув на мужа. — Все эти глупости ни вам, ни нам ни к чему. Я уверена: как только я все разъясню, вы поймете, что некоторое сотрудничество нам обоюдно выгодно.

— Валяйте, разъясняйте, — сказала я, скрестив на груди руки, — только наследство моей матери принадлежит мне и Рен-Клод, что бы там ни наговорил вам мой братец. И не о чем тут разговаривать.

Лора одарила меня щедрой, полной ненависти улыбкой:

— Неужели, мамуся, вы считаете, что нам нужно это наследство? Ваши жалкие деньги? Боже избави! Как ужасно вы о нас думаете.

Внезапно я увидела себя их глазами: старуха в грязном фартуке; темные, как сливы, глаза; зачесанные назад и туго стянутые на затылке волосы. Ощерилась на них, как вспугнутая собака; сама для верности за дверную ручку держусь. Дыхание сперло, в горле будто заросли терновника.

— Правда, особой свободы в деньгах у нас нет, — признался Янник. — Ресторанное дело сейчас не на подъеме. Статья в «Hôte & Cuisine» мало что дала. И у нас проблемы с…

Лора взглядом заставила его умолкнуть.

— Мне лично деньги не нужны, — повторила она.

— Знаю я, что тебе нужно, — резко сказала я, стараясь скрыть свою беспомощность. — Рецепты моей матери. Но тебе я их не дам.

Лора, по-прежнему улыбаясь, смотрела на меня. Я поняла: не только рецепты ей понадобились, и ледяной ком застрял у меня в горле.

— Не дам… — еле слышно выдохнула я.

— Альбом Мирабель Дартижан, — мягко сказала Лора. — Ее личные записи. Ее мысли, ее рецепты, ее тайны. Это бабушкино наследство и принадлежит всем нам. Преступно навечно скрыть его от всех.

— Нет!

Слово грянуло неистово, будто полдуши с собой вырвало. Янник отступил на шаг, уступив место Лоре. Я задыхалась, как рыба с дюжиной крючков в глотке.

— Послушайте, Фрамбуаз, вы же не можете вечно носить в себе эту тайну, — наставительно сказала Лора. — Просто невероятно, что до сих пор никто не догадался. Мирабель Дартижан, — она раскраснелась, почти похорошела от возбуждения, — одна из самых загадочных и необъяснимых преступниц двадцатого века. Ни с того ни с сего убивает молодого солдата, потом равнодушно взирает на то, как половину населения деревни каратели за это расстреливают, затем просто, не вдаваясь в объяснения, исчезает.

— Все не так! — невольно вырвалось у меня.

— Так скажите же, как все было! — наступала Лора. — Я вам во всем стану помогать. Это такая уникальная возможность проникнуть в глубь тайны, я предвижу, может получиться потрясающая книга.

— Книга? — изумленно повторила я.

— А что вас так, собственно, удивляет? — уже раздраженно вскинулась Лора. — Я думала, вы все поняли. Сами сказали…

Язык у меня будто прилип к небу. С трудом я произнесла: