Пять дней в Париже

– Тогда найди кого-нибудь, кому ты доверяешь, – тихо сказала она, понимая, однако, что в его мире это немыслимо. Любой человек из его окружения немедленно бы продал это известие.

– Я не знаю, что тебе сказать, – растерянно произнес Энди.

– А говорить-то нечего, не правда ли?

Одно мгновение – и Энди уже кандидат в президенты, а от их семейной жизни осталась лишь видимость, пустая оболочка. Думать об этом было грустно, но ни нежности, ни даже простой дружбы между ними теперь не существовало. Предстоящие пять лет обещали быть очень долгими, и про себя Оливия молилась, чтобы он проиграл выборы.

– Почему ты это сделала? – почти ласково спросил Энди, испытывая к своей жене такую благодарность, которую не испытывал ни к кому и никогда.

– Я не знаю. Мне казалось, что я тебе обязана. Это было бы подло – иметь возможность помочь тебе добиться того, чего тебе хочется больше всего на свете, и не воспользоваться ею. Ты ведь не лишаешь меня того, чего я хочу, за исключением свободы. Со временем я собираюсь заняться сочинительством, но это может подождать.

Глаза Оливии сверкнули, и впервые за много лет Энди поймал себя на мысли, что никогда не знал свою жену.

– Спасибо тебе, Оливия, – тихо произнес он, вставая.

– Удачи, – еще тише ответила она.

Энди кивнул и вышел из комнаты, не оглянувшись на нее. А она вдруг поняла, что он даже не поцеловал ее.

Глава 8

Когда парижский самолет коснулся земли в аэропорту Кеннеди, Питера уже ждал лимузин, который он вызвал, будучи в воздухе. С Фрэнком он должен был встретиться в офисе. В каком-то смысле новости были не так плохи, как опасался Питер, но и хорошего было мало. Он понимал, что Фрэнк не сразу разберется, что к чему, и потребуется множество всяких объяснений. Пять дней назад, когда Питер вылетал из Женевы, все было так хорошо…

Был вечер пятницы, июнь, час пик, и пробки на дорогах были чудовищными. То тут, то там на обочинах стояли поврежденные машины. Питер добрался до «Уилсон-Донован» только к шести часам, напряженный и вымотанный. В самолете он в течение нескольких часов разбирал заметки и отчеты Сушара и не мог думать даже об Оливии. В его мыслях были только Фрэнк, «Викотек» и их будущее. Хуже всего было то, что им придется отказаться от участия в слушаниях ФДА и от досрочных испытаний на людях, но это вопрос практический. Питера больше всего волновало то, что Фрэнк будет горько разочарован.

Его тесть ждал его наверху, на сорок пятом этаже «Уилсон-Донован», в большом угловом кабинете, который он занимал в течение почти тридцати лет – с тех самых пор, как компания переехала в это здание. Секретарша вышла в холл и предложила Питеру что-нибудь выпить, но он согласился только на стакан воды.

– Ну наконец-то! – Элегантный и несколько возбужденный, в темном полосатом костюме и с роскошной седой шевелюрой, Фрэнк встал ему навстречу и протянул руку. Уголком глаза Питер заметил бутылку французского шампанского в серебряной корзине со льдом. – К чему все эти тайны? Я ничего не понял из твоих уклончивых сообщений!

Мужчины пожали друг другу руки, и Питер спросил, все ли у него в порядке. Но Фрэнк Донован выглядел здоровым как никто. Для своих семидесяти лет он был полон жизненных сил и до сих пор предпочитал держать все дела под своим контролем. Он почти приказал Питеру рассказать ему, что произошло в Париже.

– Сегодня я встречался с Сушаром, – садясь, сказал Питер. Теперь он уже жалел о том, что никак не предупредил своего тестя по телефону. Запечатанная бутылка шампанского словно была безмолвной обвинительницей. – На его тесты ему потребовалась целая вечность, но я думаю, что игра стоила свеч.

Питер чувствовал, что у него дрожат колени, как у ребенка; ему даже хотелось куда-нибудь сбежать.

– Что это означает? «Зеленая улица» нашему детищу? – Фрэнк подмигнул, но Питер покачал головой и посмотрел своему тестю прямо в глаза:

– Боюсь, что нет, сэр. Один из второстепенных компонентов повел себя не так, как мы предполагали, в первой же серии тестов. Сушар не мог понять, что происходит, и после повторных испытаний пришел к выводу, что либо у нас серьезные проблемы, либо их системы тестирования ошибаются.

– И что в итоге? – Теперь уже помрачнели оба.

– Прокол у нас, я боюсь. Нам нужно заменить один из элементов. Сделав это, мы будем совершенно свободны. Но в настоящий момент, по словам Сушара, если оставить все так, как есть, «Викотек» будет убийцей.

На лице Питера была написана готовность к самой тяжелой реакции, но Фрэнк просто недоверчиво покачал головой и сел в свое кресло, обдумывая то, что только что услышал.

– Это смешно. Мы же лучше знаем. Вспомни, что было в Берлине. И в Женеве. Там испытания продолжались несколько месяцев, и всякий раз все было чисто.

– Но в Париже все оказалось по-другому. И игнорировать это нельзя. По крайней мере ему кажется, что дело в одном-единственном элементе, который можно заменить «достаточно легко». – Питер цитировал слова Сушара.

– Насколько легко? – рявкнул Фрэнк, готовый к любому ответу.