Когда мы с майором Хлыновым по широкой ковровой дорожке поднялись на второй этаж гостиницы, первой, кого я увидел, была майор-медичка: одетая по форме, она неторопливо шла нам навстречу. Подойдя вплотную, остановилась, коротко, кивком головы, поздоровалась и требовательно спросила, обращаясь ко мне:
— Долго здесь жить вашей подопечной немке?
Я положил ладонь на локоть Хлынова: ему не следовало вмешиваться.
— Она вам надоела?
— Надоела? Да жалко, знаете, смотреть, как она вся истосковалась! А слушайте, этот майор Хлынов, он хоть порядочный человек?
— Вполне.
— Что же он за эти три дня ни разу не наведался?
— Нельзя было.
— Ах, да бросьте вы! Что за глупости! Как это нельзя прийти к женщине, которая тебя любит? Попался бы он мне под скальпель, этот ваш Хлынов, я б его привела в чувство! Женщина тут убивается, а он глаз не кажет!
Я искоса глянул на майора Хлынова — каким-то отсутствующим взглядом он уставился в ее лицо. Я подумал — уходят минуты, к десяти быть у полковника Варганова.
Я приложил руку к козырьку, улыбнулся:
— Так извините нас, товарищ майор медицинской службы, мы с вашего разрешения пройдем в номер. Соседка уж встала?
— Она и не ложилась.
Карин Дитмар стояла у окна, зябко накинув на плечи небольшой шарфик из черного бархата. Когда мы вошли, она с вежливой улыбкой пригласила нас сесть и, выжидающе глядя на нас, опустилась на стул у окна.
Майор Хлынов молчал, и я понял, что лишний здесь.
— Фрау Дитмар, мне поручено передать вам благодарность за оказанную помощь при разборе этого дела... (я тут же спохватился — что за бюрократическая фраза!). Фрау Дитмар, примите нашу благодарность! Сегодня после обеда вас на машине отвезут в Шварценфельз...
Она с тревогой обернулась к Алексею Петровичу:
— А вы?..
Я вмешался:
— Алексею Петровичу придется еще немного задержаться. Впрочем, он вам все сейчас объяснит, а я пока урегулирую кое-какие дела... — И я ушел. И в номер больше не вернулся. Зачем?
Майор Хлынов, один, спустился в вестибюль без пяти минут десять — неистребима военная точность. Лицо его было спокойным и умиротворенным, и я подумал: ну разумеется, он должен был оставить Карин уверенной в том, что все будет хорошо, что не может у них все так нелепо оборваться, иначе как ей тут жить — без него, без надежды увидеться, как жить и как петь свои песни?
Сухощавый, серьезный адъютант в небольшой светлой приемной сухо предложил товарищу майору Хлынову подождать, пока его вызовут, перевел взгляд на меня и тем же тоном объявил, что товарищ полковник уже справлялся обо мне и что мне можно войти.
Полковник Варганов был один.
Он кивнул, когда я подошел к столу и доложился, махнул рукой на стул — садись, мол, что у нас за чины! — и улыбнулся. Странная это была улыбка: одними губами, глаза оставались серьезными.
— Ваш начальник звонил мне. Так что же вы хотели сообщить нам?
— Товарищ полковник, мы хотели сообщить, что американская армейская контрразведка Коунтер Интеллидженс Кор пыталась осуществить провокационную операцию с целью вывода на Запад работника Советской военной комендатуры в Шварценфельзе, коммуниста товарища Хлынова и гражданки ГДР Карин Дитмар. Ни Хлынов, ни Дитмар на провокацию не поддались. Что касается Хлынова, то он, рискуя жизнью, задержал...
Полковник Варганов перебил:
— Реляция не требуется. Давайте по существу!
С полчаса я «давал по существу». Помня, что на одиннадцать назначено совещание, я докладывал только самое главное.
В кабинет неслышно вошел адъютант, но полковник нетерпеливо махнул рукой — не видишь, мол, занят! — и, когда адъютант так же неслышно вышел, снова обернулся ко мне:
— Ваш начальник сказал, что вы расследовали это дело — выходит, вы в курсе всех событий. И я что-то не улавливаю из вашего доклада, как вы сами смотрите на такие вот связи? Очень бы хотелось услышать ваше личное мнение...
Он выжидающе посмотрел на меня, и мне подумалось: невесело будет здесь Алексею Петровичу... Но ответить я не успел: зазвонил телефон. Полковник Варганов остановил меня взглядом, взял трубку.
— Да, я. Слушаю, товарищ генерал. Да, распорядился. Нет, в Шварценфельз не поедем. Собрание? Я отменил. Не имеет смысла. Я уже знаю, что все там за него горой. Я вызвал сюда коменданта. Да, полковника Егорычева. Да, хороший комендант — ну и что? Обсудим здесь, в Управлении. Да, на одиннадцать... Следователь? У меня сидит. Я после доложу. Слушаюсь! — Он положил трубку и снова обернул ко мне улыбающееся лицо. — Так я хотел бы все же услышать ваше мнение.
Мое мнение? Зачем ему мое мнение?
— Я, товарищ полковник, занимаю определенную должность и прислан к вам, чтобы доложить результат следствия.
Он понимающе, совсем весело, кивнул:
— Знаете, это тоже ответ. Во всяком случае, для меня. И все же... как вы сами-то смотрите?
— В принципе или в данном случае?
— А вы считаете, что случай Хлынова не вписывается в общий принцип? — В голосе полковника я уловил удивление.
— Считаю, не вписывается.
— Почему? Почему считаете и почему, не вписывается?