Пять фараонов двадцатого века

Всё свободное время он отдавал чтению, «как будто хотел за несколько месяцев постичь всю историю политической философии. Он в спешном порядке ознакомился с различными работами Лассаля, Каутского, Кропоткина, Маркса и Шопенгауэра, Штирнера и Ницше, Бланки и Бертони, заимствуя у них идеи, искажая и развивая их. Позднее он накинулся на Бабёфа, Прудона, Канта и Спинозу, Гегеля, Фихте, Сореля и Гюйо, и всё, что он читал, оказывало на него огромное влияние.»[88]

Правда, друзьям он сознавался, что в любой книге ему достаточно прочесть девять страниц: три в начале, три в конце, три в середине, и на этом его знакомство с толстым трудом заканчивалось.[89] Однако один факт остаётся несомненным: у него открылись невероятные способности к языкам. «Он хорошо говорил по-французски и сносно — по-немецки; кроме того, он немного знал английский и испанский… С помощью русских и польских друзей он переводил философские и политические книги, писал статьи, преподавал итальянский».[90]

Круг его интересов был необычайно широким. В какой-то момент он стал брать уроки латыни, изучать индийскую арифметику, вести конспекты по истории философии и немецкой литературы. Потом увлёкся судьбой Яна Гуса, написал книгу о нём. Пытался писать и прозу, один его роман впоследствии был переведён на английский под названием «Любовница кардинала». С помощью русских друзей переводил Кропоткина, а для отдыха «иногда вдруг поднимался из-за стола и брал в руки скрипку… Бенито не был большим музыкантом, но играл мощно и громко; по его убеждениям, это успокаивало его нервы, и слова статей и выступлений быстрее приходили ему на ум».[91]

Возможно, если бы не бедность, Муссолини, при его энергии и способностях, вполне мог бы получить высшее образование. «С особой страстью я изучал социальные дисциплины, — пишет он. — Профессор Вильфредо Парето читал курс лекций по экономике в Лозанском университете, и я старался не пропускать ни одной… Я также принимал участие в политических собраниях, произносил речи. Их содержание не нравилось швейцарским властям, меня высылали из двух кантонов. Университетские курсы на этом закончились.»[92]

В конце 19-го века на многие языки была переведена с французского книга Густава Лебона «Психология народов и масс». Она привлекла внимание Муссолини настолько, что он наверняка прочёл в ней больше, чем девять страниц. Некоторые пассажи в этом труде оказались пророческими. «Благодаря своей теперешней организации, толпа получила огромную силу. Догматы, только что нарождающиеся, скоро получат силу старых догматов, то есть ту тираническую верховную силу, которая не допускает никаких обсуждений. Божественное право масс должно заменить божественное право королей… Догмат верховной власти большинства не подлежит философскому обоснованию, совершенно так же, как и средневековые религиозные догматы, но тем не менее он обладает абсолютной силой в наше время».[93]

Вслушиваться в загадочный гул, испускаемый народной массой, угадывать её неясные порывы, влиять на них, чтобы потом повести толпу за собой — этому искусству Муссолини подсознательно учился все свои молодые годы. Даже служба в армии вошла в эту «учебную программу». В 1905–1906 годы он отслужил 19 месяцев в пехотном полку, расположенном в Вероне. «Мне нравилась жизнь солдата. Моему темпераменту добровольное подчинение дисциплине оказалось созвучно.»[94]

Успешное создание военизированной фашистской партии едва ли было возможно без того опыта, который молодой бунтарь-социалист приобрёл за месяцы военной службы. «Мне нравился процесс превращения индивидуумов в целое, в массу, которой можно было маневрировать, учить обороняться и атаковать… Я понял, как важно для офицера иметь хорошее знание всех сфер, связанных с войной, ценить пирамиду чинов и наше суровое латинское чувство дисциплины».[95]

Находясь под влиянием идей, плохо увязанных между собой, вычитанных из книг или заимствованных у русских большевиков, Муссолини постепенно приходил к убеждению, которое вскоре определит всю его последующую жизнь: существующий порядок должен быть свергнут революционной «элитой», действующей от имени народа, и этой элитой должен руководить он сам.[96]

В Линце, Вене, Мюнхене

Осенью 1905 года шестнадцатилетний Адольф сумел убедить свою мать в том, что состояние его здоровья может ухудшиться, если он продолжит школьные занятия. С этого момента для него началась привольная жизнь, в которой никто не распоряжался его временем. Дни были заполнены чтением, рисованием, прогулками, походами в театр и оперу. Мать и тётка Иоанна заботились о всех бытовых нуждах. За умершего отца государство выплачивало пенсию осиротевшей семье. Адольфу даже купили пианино, и он несколько месяцев брал уроки.[97]