Пять камней силы

Слышимость также не подкачала. Я без труда сумела разобрать разговор двух деканов.

– Начнем, пожалуй, – пробормотал Палиано, едва войдя внутрь. – Будите его.

Несколько пассов, скороговорка-заклинание, и веки ректора затрепетали. Он замотал головой, простонал что-то непонятное и, наконец, открыл глаза.

– Норик, что стряслось? – он попытался встать, но не сумел. Кандалы так и не сняли, еще и магией к самому стулу привязали. Да и сам стул был закреплен.

Декан факультета Преобразования воздушного потока, на кого пал взгляд Соло ду Помпео после пробуждения, отстранился и посмотрел на Палиано.

– Повторяю вопрос, господа, – в голосе ректора появился металл. – Почему я в магических кандалах нахожусь в допросной? И где, Непроизносимая дери, Арони?

Деканы снова переглянулись, затем слово взял Дронодонон Крион.

– Дружи…

Декан на миг замялся.

– Господин Соло ду Помпео, вы обвиняетесь в пособничестве малумам, а потому, будьте добры, открывайте рот только тогда, когда вам скажут.

К чести ректора, больше задавать вопросов он не стал. Устроился удобнее, как только мог в своем положении, и кивнул.

– Что бы ни случилось, я готов говорить.

– Вот и отлично, – даже не улыбнулся Дронодонон. – Расскажите, что вы собирались делать с артефактом пяти камней силы?

Ректор удивленно поднял бровь.

– То, что мы с вами планировали, дружище. Разрушить преграду. Конечно же.

– Тогда зачем направили прицел вниз, если главные узлы находились гораздо выше?

– Что я сделал? – недоверчиво переспросил Соло ду Помпео. – Не может такого быть.

– То, что слышал, – вдруг резко перешел на «ты» декан. – Направил мощнейший артефакт на саму душу академии. Закрылся щитом, не позволяя никому подойти. А вдобавок едва не убил Арони. Лекарям чудом удалось вырвать его из лап Непроизносимой!

– Спаси Предопределение, – прошептал ректор. – Что я сделал?

На него больно было смотреть. От ухоженного, сильного, уверенного в себе существа ничего не осталось. Только усталость и какая-то обреченность.

Эдуардо поднял взгляд.

– Дроно, ты же, как никто другой понимаешь, я не мог навредить Арони.

– Знаю, – глубоко вздохнул декан. – Потому-то допрашиваю я, а не кто-то еще не столь добрый. Ду Свивты, например.

– Понимаю.

– Раз понимаешь, прошу, Эдуардо, позволь нам разобраться. Для этого ты должен рассказать все. Вспомнить малейшие нюансы того, что ты делал после того, как принял камни.

Ректор задумался. Я прямо-таки слышала, как скрипели шестеренки в его мозгу.

– Хоть убейте, не помню, – в конце концов, выдохнул он. – Помню, взял артефакт из рук Зака, моргнул и увидел ваши постные физиономии. Что уж там я натворил и сказать не могу.

Эдуардо как-то криво болезненно улыбнулся. Деканы же в который раз за этот день переглянулись.

– Скажи, – решил вмешаться Норик Маар. – Было ли что-то подобное с тобой еще когда-нибудь? В детстве, например, или юности?

– Не могу вспомнить? – покачал головой ректор. – Хотя…

Он задумчиво посмотрел в сторону.

– Что же, говори! – ухватился за слова, будто за соломинку Маар.

– Как-то мать спрашивала, когда же, наконец, вновь приедет в гости мой остроумный приятель, навестивший семейство в третью пятницу июня. Я тогда отделался нелепой отговоркой, а потом, и вовсе забыл. Хотя точно помню, что хотел разобраться.

– Так, что-то уже есть. Еще?

Ректор опять задумался. И тут нечто дернуло меня за руку. Я сделала шаг вперед и постучала в стеклянную дверь.

– Это Груша, у меня есть что добавить.

Деканы если и имели что-то против, сопротивляться не стали, и вскоре дверь отворилась.

– Господа, студенты, – развеселился Соло ду Помпео. – И вы тут, топите старика ректора.

– Не ерничай, Эдуадро, – одернул его Палиано. – Если бы не господа студенты мы все еще сидели взаперти.

– Хоть одна замечательная новость. Значит, артефакт все же сработал.

Соло ду Помпео взглянул на нас по-другому.

– Сработал, но давайте вернемся к нашим бронам. Груша, говори.

Я, готовившая обличительную речь, внезапно сдулась, растерялась. Посмотрела вначале на Палиано, потом на ректора, растерялась еще больше.

– Я за нее, – пришел на выручку муж. – Солнце передала Шторму мысли Агриппины.

И дальше он поделился тем, что возникло в моей голове. Рассказал и о сцене в кабинете, и о подаренном ректором кругляше, и о взрыве. Его слушали не перебивая. Только когда муж закончил, начались вопросы. И не только ему. Первым делом начали расспрашивать Эдуардо.

Как оказалось, встречу в кабинете помнят и непосредственно сам ректор, и Палиано, вот только отрывочно. Из серии: пришел, не успеть сказать и слова, вломились наглые студенты. Чем таким загадочным они занимались с ду Враном, ни тот, ни другой рассказать не могли, просто-напросто не помнили.