В операционном зале в соответствии с представлениями о роскоши хозяев — екатеринбургских купцов — интерьер операционного зала совмещал итальянский мрамор с дубовыми табуретками. Сверху свисали тяжелые бронзовые люстры. Клиентов это не смущало. Сибирский торговый числился в десятке лучших банков России, работал с крупными промышленниками, владельцами железных дорог и металлургических заводов. Клиенты ценили надежность во всем.
Появление стройной дамы не осталось незамеченным. Женщина без сопровождения в таком месте — это на грани приличий. Стихли перья, пальцы кассиров замерли над костяшками счетов. Даму ничто не смутило. Она направляется к табличке «Выдача ссуд».
Старший служащий Кузнецов встретил клиентку галантным поклоном:
— Чем могу служить, сударыня?
— Мне необходимо получить деньги по чеку, — проворковала посетительница волнующе, словно обещая лично Кузнецову страстную ночь.
Служащий глупо заулыбался.
— Позвольте полюбопытствовать…
Я уже давно понял: великое счастье иметь не только деньги и талант, но и характер бесшабашный. Уж поверьте, Николай. Ситуация, прямо скажем, накаленная. И вдруг влетает ко мне в медицинскую господин Лебедев, кидает медвежью шапку на стеклянный шкафчик с микстурами, роскошную шубу стряхивает на пол и заявляет:
— Ванзаров, друг мой, не вставайте! Какая дивная картина: коленопреклоненный чиновник у постели умирающей! Передвижники умрут от зависти, да! Дайте и мне насладиться!
Ему-то я, конечно, обрадовался. И правда: господин чиновник место ему уступил беспрекословно. А Лебедев уже походный чемоданчик открывает.
— Давно без сознания прекрасное создание?
— Минуты две, до этого периодически, — говорю. — Думаю, наступила агония.
— Правда, что купеческая дочка загорала под луной в одном легком платочке? — спрашивает, а сам зрачки ей смотрит.
— Пристав уверяет. Я наблюдал у нее температуру выше сорока градусов.
Лебедев даже присвистнул:
— Однако! Какой крепкий купеческий орешек! Но не кажется ли вам, коллега, случай до удивления схож с тем, которым мы с вами занимались? И на груди пентакль, точь-в-точь как у той барышни.
Что ж, соглашаюсь, действительно похож. Хотел развить научную дискуссию, но Аполлон Григорьевич ко мне всякий интерес потерял, к Ванзарову обращается:
— Что ж, друг мой, пляшите. На указательном пальце черный след от жидкости, которой были нанесены пентакли. Верно заметили на фотографии. Поздравляю с главной уликой.
Не знаю, уж про какие улики шла речь. Я ничего не понял.
— Не с чем, — Ванзаров отвечает.
— Как это?! Главная подозреваемая наверняка изобличена и во всем призналась.
— Она не имеет отношения к убийству Наливайного.
— Значит, все запутывается.
Джуранский и тут не удержался:
— Так точно…
Лебедев пиджак скидывает, рукава закатывает и заявляет:
— Ладно, господа, вы идите, а мы с Эммануилом Эммануиловичем попробуем привести это тело в живое состояние.
На подобное чудо я не способен. Уж не знаю, как Аполлон Григорьевич собирался ее оживить, только не пришлось ему мастерством блеснуть. Барышня пошевелилась, хоть глаза не открыла, и шепчет:
— Венеров…
Этот сразу оживился, чуть Лебедева не оттолкнул, к ней склонился:
— Я здесь, Надежда Поликарповна.
— Бесценная реликвия… Она… Она была там… Он прятал… Я все видела… Он взял ее… Она бесценна для всех…
— Кто прятал, профессор Окунёв?
— Да, учитель… Все записано в… в кожаном переплете…
— Записная книжка?
— Да, записная…
— Что в ней?
— Секрет… Состав… Изобрел… Нашел…
— Она была у Ивана?
— Найдите ее… Там… Великое счастье для всех… Она ее… Плохо… Она плохой человек… Я знаю теперь… Уже поздно…
— Имя, прошу вас!
— Это она… Это она все… На ней грех…
— Кто — она?
Только ничего у господина Ванзарова не вышло. Надежда выгнулась, словно ей в спину нож воткнули, и как закричит:
— Орлы принесут нам пищу, и мы устроим великий пир победителей! Больше не будет слез и страданий! Только радость и счастье! — и упала на постель.
Лебедев за локоть Ванзарова берет и говорит тихо:
— Это конец, она умирает.
Так ведь этот господин все-таки попытался выпытать у несчастной еще что-нибудь, чуть не кричит ей в ухо:
— Где она живет?
Только напрасно, бедняжка уже не реагировала.
— Ну-с, теперь моя попытка, — говорит Лебедев. — Барышня, чем вас напоили?
Она в потолок смотрит и вдруг отчетливо так говорит:
— Что ты надела…
И тут у нее хлынула кровь горлом. Ну и, как полается, через минуту все было кончено. Пощупал у нее пульс, сложил на груди руки и закрыл лицо одеялом. Отмучилась.
Лебедев печально так изрекает:
— Finita la comedia! [21]
Вижу, что Джуранского чувства переполняют. А вот господину Ванзарову — как с гуся вода. Губы сжал, усы мерзенькие в стороны торчат, как у бешеного кота, и так спокойно заявляет:
— Господа, прошу за мной.
Лебедев ему:
— Могу спорить без вскрытия, что купеческая дочка пропитана той же смесью.
Он и слушать не стал, выскочил за порог. Большой оригинал ваш господин Ванзаров. Мне его не понять. И стараться не буду.