Пять капель смерти

Дама протягивает чек. Сумма к выдаче внушительная, если не сказать, из ряда вон выходящая. Если бы все зависело от Кузнецова, он бы с радостью расстался с деньгами. Но с этим счетом работал другой стол — крупных частных клиентов. Он с сожалением возвращает чек:

— Прошу в окошко напротив.

Пожираемая взглядами барышня переходит зал.

Заведующий столом Зандберг, к которому она обращается, отвечает с поклоном:

— К вашим услугам, сударыня! Итак, вам нужно получить…

Зандберг запнулся: такие суммы клиенты не каждый день забирают. К тому же чек выписан безымянно, то есть на получателя. Что происходило исключительно редко.

— Прошу прощения, — Зандберг улыбается. — Желаете открыть счет или перевести на уже открытый счет?

— Я бы хотела получить наличные, — воркует дама. — Могу рассчитывать на вашу помощь?

Суммы крупнее десяти тысяч выдаются только по разрешению директора банка, их нужно заранее заказывать. А дама принесла чек на пятьдесят тысяч рублей! При этом фамилию поручителя, стоящую на чеке, Зандберг прекрасно знает: это младший брат председателя ревизионной комиссии банка Роберта Севиера, Эдуард.

На всякий случай Зандберг поднимает карточку вкладчика и сравнивает подписи. Сомнений не возникло: чек выписан рукой Эдуарда Севиера, а по номеру — из книжки, выданной в декабре.

— Когда бы вы желали получить эту сумму? — спрашивает Зандберг, обдумывая, как бы деликатнее объяснить очаровательной незнакомке, что денег она не увидит до конца недели.

— Сейчас, наверное. Я могу надеяться?

Голос из-под вуали звучит волшебной флейтой. Размытые черной сеткой глаза кажутся воплощением неземной красоты.

И Зандберг сдается:

— Постараюсь что-нибудь сделать…

Оставив младшего кассира вместо себя, Зандберг бежит на второй этаж, где находится кабинет директора Сибирского банка Максима Львовича Лунца. По счастливой случайности, у директора прекрасное настроение. Услышав сумму, которую требуется выдать, он хмурится:

— Голубчик, с чего такая непозволительная щедрость?

— Максим Львович, нельзя ли сделать исключение? — говорит Зандберг, сам себе удивляясь. Впервые за годы беспорочной службы он покусился на святые банковские правила.

Зная честнейший характер своего сотрудника, Лунц находит разумное объяснение:

— Она ваша… эм-м-м… знакомая?

— Впервые вижу, — признается заведующий.

Не каждый день в банк приходит женщина, желающая получить сумму, в десять раз превосходящую годовое жалованье самого Лунца. Дама буквально с улицы, но для нее лучший сотрудник готов на все. Что за посетительница такая?..

Воспоминания сотрудника петербургской сыскной полиции ротмистра Джуранского Мечислава Николаевича

Своего начальника я знал как облупленного. Никакое настроение его от меня не скроется. Все могу прочитать, как в открытой книге. Полагает, что скрытничать умеет. А вот я его насквозь вижу. Только помалкивал из уважения. Но скажу вам, Николай, искренне, такого Ванзарова мне видеть еще не приходилось. Словно из него всю душу вынули. Посерел, мрачный и колючий какой-то. Пристава из кабинета выгнал, словно собачонку. И от него такая страшная сила исходила, словно электрическая, что даже Лебедев шутить не решился. А уж на что бывает развязанным. Мы с ним переглянулись и решили, не сговариваясь: тише воды ниже травы.

Ванзаров уселся в кресло пристава, пальцы сцепил, в стол уставился. Молчит. И мы молчим. Не смеем шевельнуться на венских стульчиках. Тут он очнулся, словно из сна вынырнул, с ним такое бывает, кладет перед нами снимок известный и говорит:

— Из пятерых двое уже мертвы. Внешние признаки совершенно одинаковы. Спорить с вами, Аполлон Григорьевич, я не буду. Видимо, госпожа Толоконкина наглоталась того же состава, что и Наливайный. Подозрения с профессора не сняты, но доказать его причастность к этой смерти…

Я не выдержал и спрашиваю:

— Так ведь ее нашли чуть не рядом с его домом.

— Какую кличку ваши филеры дали ей?

— Рыжая…

— Они бы зафиксировали ее приход в гости к профессору?

— Так точно…

— Если бы она в одной рогожке на улицу вышла, что бы они сделали?

Тут до меня дошло: а ведь правда. Не дали бы наши барышне в снегу замерзать. В любом случае помощь бы оказали.

— Толоконкина, скорее всего, была под действием неведомого господину Лебедеву вещества, — продолжает он. — А раз так, то будь она семи пядей во лбу, физически не смогла скрываться от филеров. Не до того ей было. Не от профессора она шла. Откуда и от кого — надо выяснить.

Что скажешь? Нечего сказать. Железная логика.

— Делаем вывод: необходимо найти вот эту барышню… — Ткнул пальцем в левую девицу. — Некая Марианна Лёхина. Полагаю, что к этим двум смертям она имеет непосредственное отношение.

Мы с Лебедевым опять переглянулись, он подмигивает: не тушуйтесь. Что поделать, иду в атаку:

— Откуда известно имя?

— Это не имеет отношения к делу, — зло так буркнул начальник мой. — Точно известно, как ее зовут, но мы не имеем ни малейшего представления, где она сейчас находится.

— А регистрация? Найдем в два счета.

— Не тратьте время, ротмистр.