Пять лекций о кураторстве

Впрочем, «новое» – это не только имена, но и новые регионы, а также сферы художественного и междисциплинарного производства. Так, в 1999 году Харальд Зееман включил в смотр Венецианской биеннале большое количество китайских художников, так что многим эта биеннале запомнилась как «китайская», впервые открывшая для мировой художественной сцены этот регион. В свою очередь последняя «Документа» попыталась сделать ставку на художников с Ближнего Востока – региона, к которому, в силу переживаемого им в последние годы общественного пробуждения (так называемой «арабской весны»), мир сейчас испытывает особый интерес. Кассельская выставка сделала ставку на демонстрацию научно-исследовательской практики, усмотрев в ней признаки эстетической выразительности. А на последней Венецианской биеннале были представлены художники-самоучки, которые не причисляют себя к художественной среде. Иначе говоря, культурная индустрия продолжает искать новизну и связывает достоинства любого проекта с его способностью расширять наши познавательные горизонты, включив в выставочные показы то, что ранее в них не присутствовало. Но нужно признать и следующее: масштабы мировой художественной сцены действительно огромны – современное искусство производится в регионах, которые еще совсем недавно с этим феноменом знакомы не были, а эстетическое сегодня обнаруживается и в тех областях, где раньше его не усматривали. А потому направление поисков куратора, берущегося за новый амбициозный проект, крайне важно в эстетическом, стратегическом и политическом отношении. Куда куратор предполагает направить свое исследование – свой curatorial research? Это то, о чем отборочная комиссия неизменно спрашивает в ходе интервью с кандидатом на руководство большим проектом, желая понять, что нового и неожиданного он хочет привнести в него.

И все же состав участников серьезного проекта подчинен не только логике системы искусства, ее тактическим и стратегическим целям. Состав участников в первую очередь обладает (или, по крайней мере, должен обладать) содержательным смыслом. Каждый художник – носитель индивидуальной поэтики и авторского мира, а поэтому его включение в выставочный организм предопределяет смысловое наполнение проекта. И потому выбор участника всегда соотносится с темой и концепцией выставки. Каждая индивидуальная поэтика вносит значимую интонацию в ее содержание: она может драматизировать его, а может и внести ироническую интонацию. Наконец, сочетание приглашенных авторов друг с другом, их ансамбль задает содержательную композицию проекта. В сущности, зная тему выставки, ее участников и их потенциал, можно дать первую и достаточно точную оценку проекта. Опытный эксперт способен читать список участников выставки как партитуру: ему становится ясно, что это за музыка и какая перед ним пьеса.

Экспозиция и нарратив

Экспозиция и нарратив во многом неразделимы. Построение экспозиционных рядов – это, в сущности, рассказ. В данном случае под нарративом не следует понимать линейное повествование. Борис Эйхенбаум, один из основателей школы формализма в литературоведении, разводил фабулу и сюжет. Фабула – это последовательность событий в истории, которая рассказывается в литературном произведении, в то время как сюжет – это то, как эта история представлена в тексте, как она рассказана. Все это можно отнести и к экспозиционному нарративу. Так, если вновь обратиться к моей выставке «Невозможное сообщество», то посвящена она была деятельности группы «ESCAPE» и пыталась восстановить опыт искусства сообщества 1990-х. Такова была фабула выставки. Однако сюжет ее отказался следовать линейному нарративу, то есть он не последовал за хронологией событий – за эволюцией группы «ESCAPE» или за этапами становления искусства сообщества. Выставочная драматургия строилась, скорее, на сведении работ близких, но в чем-то контрастных: через этот принцип одновременного сопряжения и противопоставления я попытался представить поэтическое и содержательное богатство искусства сообщества, показать группу «ESCAPE» как явление содержательное и многообразное.