Пять лепестков на счастье

Саша открыла дверь ключом, зажгла в коридоре свет и устало присела на пуфик. Сил не было даже разуться. По щекам заструились уже ничем не сдерживаемые слезы. Она вдруг поняла, что не может заставить себя подняться и пройти в комнату. Потому что придется смотреть на кровать. При этой мысли Саша всхлипнула и закрыла лицо руками. Плакать тихо не получилось, сдерживаемая целый день боль требовала освобождения, она вырывалась, выплескивалась наружу вместе с рыданиями.

– Саша, Сашенька, что случилось?

Теплые руки коснулись плеч, знакомый взволнованный голос прозвучал совсем рядом. Саша отняла ладони от лица.

– Т-т-ты?

– Я.

– Ч-ч-что ты тут делаешь? – Язык совсем не слушался.

Хотела спросить, как он здесь оказался, но вспомнила, что сама оставила утром ключи.

– Готовил ужин. Подумал, ты наверняка голодная придешь. Что случилось, скажи?

– Я думала, ты уехал. – Она потянулась к Диме, обняла его за плечи и снова заплакала, не стесняясь, вздрагивая всем телом.

– Ну что ты, – шептал он на ухо, сидя рядом и гладя ее по голове. – Как я мог уехать? Разве я теперь тебя оставлю?

– Не оставишь? – всхлипывая, спросила Саша.

– Ни за что.

– Я так испугалась, что ты уехал, что теперь совсем все, понимаешь? Совсем все… Это очень страшно.

– Очень, – согласился он.

– А я жить с тобой хочу, я ребенка родить хочу, я люблю тебя.

Он прижал Сашу к себе крепко-крепко и ждал, когда закончатся слезы. Гладил по голове, целовал волосы и шептал много важного про то, что тоже очень любит, и что у них все впереди, и он увезет ее с собой, и у них обязательно будут дети. Обязательно.

– Правда? – шмыгая носом, спрашивала она.

– Конечно, правда.

Прошло немало времени, прежде чем Саша поднялась на ноги, сняла туфли и прошла в ванную умыться, а потом заглянула на кухню. Только там она почувствовала, как вкусно пахнет.

А на столе – тарелки, приборы, бутылка вина и два высоких бокала. Саша подняла крышку со сковороды и с удивлением посмотрела на Диму:

– Мясо? Отбивные? Ты умеешь готовить?

– Я многому научился, – улыбнулся он, и она смотрела, как собираются морщинки в уголках любимых глаз.

– И я важнее машины? – Глупый и животрепещущий вопрос.

– Машина была отремонтирована еще в субботу до обеда, – прозвучал тихий серьезный ответ. – Я остался здесь из-за тебя.

Снова защипало в глазах. Неужели это правда? Неужели они начинают все сначала, вместе? И где-то там, в груди, где бьется сердце, зародилась сумасшедшая надежда и отчаянная вера в счастье.

Саша закрыла сковороду крышкой и обняла себя руками:

– Дима, мне очень страшно.

– Почему?

Он подошел, обнял со спины, как вчера на берегу, и переплел свои пальцы с ее.

У него были теплые руки, а у нее ледяные, и он поднес их к своим губам и стал дуть, отогревая.

Саша закрыла глаза. Это ведь не сон?

– А вдруг у нас снова ничего не получится? Говорят, дважды в одну реку не входят.

– А мы войдем в другую, – пообещал Одинцов. – Мы оба поумнели на три года.

Эпилог

Он любил утро. Любил просыпаться раньше, смотреть, как она спит, и гадать, какие сны видит.

Саша спала на соседней подушке, а утреннее весеннее солнце светило в окно последнего, пятнадцатого этажа, который «у самого неба», и где-то там, внизу, на улице, слышался шум автомобилей. Город проснулся.

Сегодня будильник не прозвенит, сегодня выходной и можно было бы выспаться, но Одинцов точно знал, что еще минут десять, и в комнату вбежит Любочка, удобно устроится между родителями и начнет радостно щебетать. День дочери всегда начинался с улыбки и веселья. Эта ее способность к радости не переставала удивлять Дмитрия. Наверное, такое возможно только в детстве, когда мир кажется огромным и разноцветным, полным ежедневных открытий.

Хотя в зрелом возрасте тоже случаются удивительные открытия. Например, такое, которое произошло пять лет назад, благодаря старинной броши. Конечно, никто тогда не остановился в начавшихся поисках, хотелось идти дальше, узнать больше.