Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

Я приступил к лечению, и мне удалось облегчить его страдания. Тогда тон Гиммлера стал более дружелюбным, и он спросил меня, хорошо ли я доехал и как поживает моя семья. Затем он сказал:

– Теперь, когда Финляндия откололась, вы оказались на стороне союзников и стали врагом Германии.

Я засмеялся и сказал:

– Господин Гиммлер, дела должны поспевать за мыслями, а не наоборот. Если бы мы соблюдали букву закона, я не смог бы провести этот сеанс лечения.

Тогда Гиммлер тоже засмеялся:

– Нам с вами не следует ссориться из-за политики. Я искренне благодарен вам за то, что вы помогали мне все эти годы. Между нами должен быть мир.

Я попросил Гиммлера позаботиться о том, чтобы с живущими в Германии финнами обращались достойно. Финляндия в самом деле исчерпала все резервы силы. Гиммлер не должен забывать, что Финляндия со своим населением лишь 3,5 миллиона человек принесла в жертву на поле боя 60 тысяч жизней.

Гиммлер удовлетворил мою дальнейшую просьбу, чтобы мне и моей семье оставили немецкие въездные и выездные визы. Харцвальде должен оставаться экстратерриториальной зоной. Разговор закончился такими словами Гиммлера:

– Теперь Россия устроит финнам резню. Не стоит ждать, чтобы кто-нибудь из них спасся.

XXXIII Разговоры с генеральным комиссаром Литцманном

Полевая штаб-квартира, Хохвальд

10 сентября 1944 года

На этот раз я живу в только что построенной гостинице и пользуюсь личной ванной комнатой. Полевая штаб-квартира разрослась до размеров крупной деревни. Рядом со мной живет обергруппенфюрер СА Литцманн, генеральный комиссар по Эстонии. Ординарец рассказал мне, что Гиммлер срочно вызвал Литцманна, который тем не менее ждет приема уже пять дней. Будучи знаком с Литцманном, я зашел к нему вчера, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

Литцманн был рад меня видеть, но не смог сообщить ничего ободряющего. Русские, снабженные новейшим американским оружием, решительно идут к своей цели, а германские чиновники тем временем ведут бумажную войну с эстонцами, издавая приказы, которые устаревают уже к моменту выхода, в результате чего эстонцы приходят в ярость.

Я спросил Литцманна, ожидал ли он чего-нибудь другого от партийного руководства.

– Да, – ответил он. – Видит Бог, у нас с моим отцом были другие идеалы, когда мы вступали в партию.

В час дня мы с Литцманном отправились в вагон-ресторан обедать. На обед был гороховый суп и огромные порции свинины, а на десерт каждому досталось по яблоку. После обеда я пил кофе с

Брандтом, который рассказал мне, что Гиммлер всю ночь ходил по комнате и не мог заснуть. Измена Финляндии стала для него ужасным ударом.

– А что еще бедным финнам оставалось делать? Неужели они были обязаны сражаться за Германию до последнего человека? – спросил я.

Брандт сочувственно отнесся к положению Финляндии. Вечером я пригласил Литцманна себе в номер на чашку шведского кофе. Его сегодня так и не приняли.

Мы разговаривали об Эстонии. Литцманн рассказал мне, с каким энтузиазмом в Эстонии встречали немецкие войска. Каждый эстонец демонстрировал свою благодарность и приветствовал их как освободителей. Это продолжалось долго, но затем партийное руководство добилось того, что отношение эстонцев изменилось: друзья превратились во врагов.

– Просто непостижимо, как такое стало возможным.

Я спросил, почему он не протестует. Разве он не генеральный комиссар в Эстонии?

– Ах, я – всего лишь пешка. Мой голос в этих вопросах ничего не значит. Реальная власть принадлежит рейхскомиссару по восточным территориям в Риге, который издает приказы один глупей другого. Если я осмеливаюсь протестовать против них, то немедленно достается мне самому, и меня называют реакционером. Другой представитель власти – глава эстонских СС и полиции – отменяет все мои приказы и ежедневно возбуждает в эстонцах недовольство. Мне нередко кажется, что худшие враги Германии – не англичане и не американцы, а эти люди. Мне стыдно, я краснею всякий раз, как подумаю об Эстонии. Эстонцы обладают таким чувством чести и достоинства, они такой трудолюбивый народ. Мы могли бы сделать их лучшими друзьями, если бы обходились с ними разумно и гуманно. Проведя год в Эстонии, я представил Генриху Гиммлеру свои предложения, в которых подчеркивал значение просвещенной политики в Эстонии. Я предлагал следующее:

– Восстановление независимости Эстонии.

– Отмену всех русских указов.

– Восстановление границ Эстонии по состоянию на 31 декабря 1939 года.

– Равноправный союз с Эстонией.

То же самое следовало сделать с Латвией и Литвой.