Пять лет спустя, или Вторая любовь д'Артаньяна

— Я солдат, герцогиня. Нападать на меня опасно. Я счастлив, что смог хоть в какой-то мере отомстить за смерть мсье де Отфора.

Маргарита неожиданно разрыдалась и выбежала из кабинета.

— Ну вот… я расстроил своим рассказом вашу племянницу, — с виноватым видом произнес д'Артаньян.

— Ах, шевалье, — герцогиня доверительно положила свою прекрасную белую руку на локоть мушкетера, — я так виновата перед бедняжкой Марго. И зачем только я взяла ее в Париж?

О молодом де Отфоре она не говорит, — подумал д'Артаньян. — Ему с самого начала была отведена роль письмоносца.

— Мне так хотелось, чтобы девочка увидела после своего монастыря большой свет, — продолжала герцогиня. — Надеялась, что она будет выезжать со мной ко двору, примет участие в балах, охотах и других развлечениях… В Мадриде так тоскливо, так аскетично… — И вдруг без перехода спросила: — Значит, вы полагаете, что кто-то знал о письме? И о том, что оно у де Отфора?

— Я этого не говорил, герцогиня.

— Но такой вывод прямо вытекает из вашего рассказа, шевалье. Охотились именно за письмом и отлично знали о его существовании, а из этого следует… — и герцогиня умолкла, поняв, что сказала слишком много малознакомому человеку.

— В таком случае напрашивается предположение, что ваша переписка кого-то очень интересует! — воскликнул д'Артаньян, стараясь придать своему голосу выражение наивного удивления.

— К сожалению, шевалье, письма молодой замужней женщины к мужчине всегда интересуют других мужчин. Слава богу, мой муж не относится к их числу, — добавила она с многозначительной улыбкой, как бы приглашая д'Артаньяна заглянуть в тайное тайных ее брака.

— Вы хотите сказать, что это было письмо к мужчине? — спросил мушкетер, удивляясь про себя, зачем понадобилось герцогине скрывать, что письмо предназначалось родственнику и намекать на амурную подоплеку переписки.

Герцогиня мило улыбнулась.

— И бедняга де Отфор знал это?

Герцогиня вздохнула.

— Прекрасные женщины часто бывают безжалостны к своим поклонникам, — сказал д'Артаньян, сделав именно то заключение, которого ждала от него герцогиня.

Когда стало очевидным, что мадемуазель больше не выйдет к ним, лейтенант откланялся, получив на прощание приглашение приходить в любое время, не чинясь.

Вечером следующего дня друзья вновь собрались, на этот раз уже не в трактире, а в прибранных апартаментах д'Артаньяна.

За ужином лейтенант подробно пересказал весь разговор и с Маргаритой и с герцогиней. Портос слушал крайне внимательно, одновременно с завистью разглядывая панцирь, повешенный тщеславным Планше над камином. Атос воздавал должное последней бутылке из привезенных д'Артаньяном с родины запасов крестьянского красного, густого и чуть сладковатого вина. Арамис задумчиво рассматривал лежавший на камине лист плотной бумаги с красочным изображением генеалогического древа д'Артаньянов.

— По вашим словам получается, мой друг, что мадемуазель де Отфор — невинный и наивный ребенок, — сказал он, продолжая изучать древо. — Между прочим, должен вам сказать, что согласно начертанному здесь ветвистому древу, род д'Артаньянов имеет отношение к роду графов де Баацов, а они, в свою очередь, если память мне не изменяет, в четырнадцатом веке породнились с графами де Ла Фер…

— Я всегда испытывал к вам, милый д'Артаньян, родственные чувства! — воскликнул Атос, обнимая лейтенанта. — Но почему вы вдруг об этот заговорили, Арамис?

— Да потому, что наш лейтенант, оказывается, знатен, как Монморанси, и следовательно, может просить руки мадемуазель де Отфор, хотя она и кузина герцогини ди Лима.

— С чего вы взяли, Арамис, что я хотел бы просить руки мадемуазель де Отфор? — смутился д'Артаньян. — К тому же древность рода еще не означает знатность. Вы же сами это отлично понимаете, иначе не готовились бы в аббаты и не служили бы в мушкетерах. Уж ваш-то род, дорогой д'Эрбле, никак не уступит ни Монморанси, ни Роганам, ни Марсильякам.

— Они, кстати, родственники Арамиса, но он … — и Атос не закончил, так как нужно было бы сказать, "слишком горд, чтобы говорить об этом", а это носило бы оттенок упрека.

— Я сужу лишь по словам нашего лейтенанта, сказанным о мадемуазель, и по выражению его лица, — пояснил с усмешкой Арамис.

— Бог мой, в конце концов, уверяю вас, мои чувства — это самые обычные жалость и сочувствие и не имеют никакого отношения к тому, что нас заинтересовало в письме.

— Боюсь, мой друг, ваш визит к герцогине ни на шаг не приблизил нас к разгадке, — заключил Атос.

— Потому-то Арамис и перевел разговор на сердечные дела, — ухмыльнулся Портос. — Хотя мне, что бы мы тут не говорили, чертовски хотелось бы доподлинно узнать, что это за "интересующее нас лицо".

— Мы предположили, что это король… — начал было д'Артаньян.

— Мало ли что можно предположить! Хотелось бы знать точно! — настаивал Портос, слегка перебравший коварного крестьянского вина. — Король или не король?