Пять лет спустя, или Вторая любовь д'Артаньяна

По сведениям, полученным Ришелье, тетка короля Испании Филиппа III инфанта Изабелла, вдова рано умершего эрцгерцога Альбрехта, фактическая правительница Нидерландов, совсем недавно гостила у племянника в Мадриде. Буквально на днях она возвратилась домой и неожиданно сразу же срочно выехала в Брюссель, где и находится в настоящее время. Он долго думал, пытаясь отгадать причину такого стремительного вояжа далеко не молодой инфанты. Пожалуй, побег Марии Медичи объясняет все самым убедительным образом. Особенно если учесть, что младший сын королевы-матери, принц Гастон Орлеанский, находится не так далеко от Брюсселя, в гостях у своего родственника герцога Лотарингского, скрываясь у него от гнева старшего брата. Коль скоро так, то все это части одного грандиозного заговора! А значит, те, кто помог бежать королеве-матери, совершили государственную измену. Они, несомненно, сопровождают Марию Медичи и сейчас тоже находятся за пределами Франции. Но здесь остались их родственники, их земли, замки! Кардинал не считал себя мстительным, он просто полагал, что в юриспруденции важное место занимает положение о неотвратимости наказания.

Скорее всего, королю уже сообщили о побеге. Интересно, когда его величество соблаговолит известить своего первого министра о столь значительном событии в государстве?

Утром король проснулся в отличном настроении и, едва умывшись, послал с Дюпоном приглашение мадемуазель де Отфор позавтракать с ним. Она незамедлительно явилась в сопровождении герцогини ди Лима. Король с неудовольствием посмотрел на герцогиню и сказал решительно, что было совершенно несвойственно ему:

— Мадам, я пригласил к завтраку мадемуазель де Отфор.

Герцогине не оставалось ничего иного, как откланяться.

Завтрак, по желанию короля, сервировали на полянке перед шатром, чуть в стороне от черной проплешины, оставшейся после вчерашнего костра. Король покосился на нее, и немедленно слуги под руководством Дюпона обломали ветки на окружающих кустах и забросали черное пятно.

Людовик, не обращая внимания на поднявшуюся суету, сидел у ног Марго. Теперь уже она говорила, рассказывая ему о бесконечных мелочах, заполнявших совсем недавно ее монастырскую жизнь. Король осмелился и подсадил ее на высокие подушки, а сам примостился у колен девушки.

Незаметно ушли слуги. Исчез Дюпон. Где-то в отдалении ржали кони, лаяли собаки, над головами запели птицы. Тень от высокого дерева уползала с поляны, открывая дорогу ослепительным лучам солнца. Марго сняла шляпу, ее пышные волнистые волосы рассыпались по плечам. Король глядел на нее с таким восторгом, что она, смутившись, отняла руки, которые он время от времени нежно целовал. Тогда он приник к ее коленям. Его горячие губы жгли ее кожу сквозь легкий шелк амазонки. От смущения она затараторила, описывая чопорный Мадридский двор, а он смеялся и воровато утыкался своим длинным бурбонским носом в ее колени, еще по-девичьи угловатые, и с жадностью ловил раздувающимися ноздрями божественный запах от смеси флорентийских духов, свежей травы и того неподражаемого аромата, который источает разгоряченное девичье тело, ощущая с упоением, как вздрагивает еле заметно девушка от каждого его прикосновения.

Ему никогда еще не было так хорошо. Хотелось бесконечно ласкать, поглаживать, целовать эти податливые колени, зная, что девушка, в отличие от многочисленных прелестниц Лувра, не посмотрит на него с плохо скрытым презрением, если он, погладив и повздыхав, не сделает больше никаких поползновений. И в то же время его пьянила мысль, что, возможно, в нем вот-вот проснется желание и тогда, стоит ему только протянуть руку, он сможет сорвать этот прелестный, еще только распускающийся бутон. Он не торопился, продлевая упоение, подсознательно применяя самую изощренную тактику приручения взволнованного и жаждущего быть прирученным зверька.

А Марго не понимала, что с нею происходит.

Такого еще никогда не бывало. Невероятная истома разливалась по всему телу от мягких, легчайших прикосновений рук и губ короля. Его горячее дыхание, проникая сквозь тонкий шелк, бередило, а в голове мелькали обрывки рассказов более опытных монастырских воспитанниц вперемешку со сценами из романов, украдкой прочитанных в обширной библиотеке дворца ди Лима, и ночных смутных видений. Голова короля все глубже погружалась в складки ее платья. Ей захотелось взлохматить еще недавно безупречно уложенные волосы и прижать к себе его голову.

Только дьявол мог так изощренно слить испанскую и буйную южно-французскую кровь и влить эту горючую, воспламеняющуюся, как ямайский ром, смесь в жилы юной девушки, давно созревшей для плотской любви под жарким солнцем ее второй родины. И более того, подсунуть ей в качестве искусителя не наглого покорителя женских сердец, луврского кавалера, а робкого, стеснительного с женщинами короля…

Глава 19

Герцогиня ди Лима взвилась от бесцеремонных слов короля, сказанных ей утром, как породистый конь от удара хлыста.