– Действительно... И как им, таким людям, наверное, тяжело живётся... – проникновенно проговорила Ульяна Прокоповна и промокнула носовым платком глаза, которые вечно у неё находились на мокром месте.
От поистине наполеоновских планов о создании типографии для несчастных людей, которые не могут по природе своей читать, как вся нормальная публика нашей необъятной России-матушки, супругов Коноклячкиных отвлёк шум машины, притормозившей недалеко от окна той просторной комнаты с мебелью из красного дерева, где они чаёвничали.
– Что это за звук, душечка?.. – Никанор Иванович прищурился, повернувшись лицом к окну.
– Будто бы подъехал кто-то... – Ульяна Прокоповна вскочила с кресла и повисла на подоконнике. – Голубчик!.. Да это ж Анфиса Григорьевна!.. – взвизгнула вне себя от радости она и прямо в халате понеслась на улицу. Никанор Иванович тоже будто с цепи сорвался и как был в халате выбежал на крыльцо.
Встречу описывать нет смысла: эти крепкие объятия, радостные возгласы, слёзы умиления, затем обмен любезностями, как то:
– Пройдите вы первыми – ведь вы наши дражайшие гостьи!.. – уговаривают хозяева.
– Нет, нет, нам неловко, не затрудняйтесь, пройдите первыми вы!
– Нет, вы!..
– Нет, вы! Мы настаиваем!
– Мы тоже настаиваем!..
– Позвольте, позвольте!
– Позвольте вам не позволить!.. – и т.д. и т.п. Чем заканчивается подобный обмен любезностями, многоуважаемый читатель и сам прекрасно знает.
Когда же нашим путешественницам, наконец, удалось, хоть и с большим трудом войти в дом Коноклячкиных, им отвели по отдельной роскошной комнате (замечу в скобках, что Люсе никогда не приходилось до сих пор жить в подобной шикарной обстановке) и оставили на полчаса в одиночестве, дабы «сёстры» приуготовили (именно так и выразилась Ульяна Прокоповна – мол, приуготовьте себя) к скромному, незатейливому ужину.
За незатейливым ужином, который состоял из индейки с абрикосами, зайца, приготовленного по-французски и который ещё утром был цел и невредим (перебегая тропинку, ведущую от леса к дому, он и предположить не мог, что станет жертвой конюха Гаврилы и украшением стола супругов Коноклячкиных), из запечённых в молочном соусе телячьих языков, корейки с черносливом, фаршированной форели, блинчиков с чёрной паюсной икрой, сметанных крендельков, выглядевших очень аппетитно, клубничного мороженого и суфле с миндалём, поданным со сливками, Анфисе с «сестрицей» были представлены дочери радушных хозяев.
– Анфиса Григорьевна, Людмила Григорьевна!.. – с сахарной улыбкой, произнес Никанор Иванович.
– Позвольте представить вам наших... – продолжила Ульяна Прокоповна.
– Дочурок...
– Это... – и Коноклячкин довольно манерно выкинул руку в сторону отроковицы лет двенадцати в точно таком же, как и у родителей, халате с запахом, нежно-розового цвета, – Ноябрина.
– А это... – Ульяна Прокоповна сделала идентичный жест и указала на отроковицу лет девяти, – Августина.
– Какие миленькие девочки! – умилилась Анфиса.
– Да, да... – пропел отец семейства, – наша Августина имеет необыкновенный, редкий дар...
– Может без труда закинуть правую ногу за левое ухо... – не без гордости заявила госпожа Коноклячкина.
– Да что вы говорите! Это надо же! – Анфиса от удивления всплеснула руками.
– Да, да... А Ноябрина умеет шевелить крылышками носа и ушами, – похвастался Никанор Иванович.
– Ноночка, покажи нашим дорогим гостьям, как ты это делаешь... – и Ноябрина, выплюнув в тарелку кусок телячьего языка, запечённого в молочном соусе, продемонстрировала к всеобщему восторгу и удивлению свои необыкновенные способности.
– Ах! Какие чудесные детки! И какие у них красивые имена! – щебетала Анфиса, в то время как Люся поставила себе цель – набить свою утробу до отказа.
– Это потому что Августина родилась в августе...
– А Ноябрина в ноябре... – объяснили родители.
– Надо же, как оригинально! Просто поразительно! – умилению Распекаевой не было предела.
За десертом хозяин затронул тему своего перчаточного резинового заводика, после чего плавно перешёл к новой, посетившей его сегодня идее о создании собственной типографии по производству книг для тех, кто читает исключительно задом наперёд и по-другому, хоть ты его убей, никак не может. После ужина, в сладком полусне от обильной, калорийной пищи супруги Коноклячкины, отправив девочек к себе в комнаты постигать науки, пригласили Анфису с «сестрой» поиграть конок, другой в излюбленную игру энцев – настольное лото. Просидев за игорным столом до часу ночи, Анфиса умудрилась обыграть хозяев на семьсот рублей, а Люся так и не поняла в чём, собственно, заключается смысл этой глупой игры – всё порывалась уйти к себе в комнату и посмотреть очередную серию о Кончите и Хуане, но Распекаева в знак протеста отдавила ей под столом обе ноги. Лишь во втором часу гостьи, пожелав «спокойной ночи» супругам Коноклячкиным, разошлись по своим комнатам. И стоило им только оказаться в постелях, на воздушных, взбитых перинах, да укрыться пуховыми одеялами, как они мгновенно заснули младенческим сном.