Пять минут до любви

Сказал так, что от тихого звука его голоса руки ментов скользнули вниз и, отпущенная на волю, я чуть не шлепнулась об асфальт. Я тяжело привалилась к машине, чувствуя, что ноги мои подкашиваются, и я еле стою.

– Что здесь происходит?

Из машины вылез начальник – полковник. Травмированный падением на асфальт, он предпочитал скрываться от ехидных насмешек своих подчиненных в машине. Он вылез как перепуганный, нашкодивший мальчишка и при виде разъяренного Сергея моментально растерял свой ментовский лоск.

– Понимаете, Сергей Николаевич…

– Я сказал – что здесь происходит? Кто велел их трогать? За что я вам плачу? По какому праву вы вообще посмели к ним прикоснуться?

– Она стояла близко от сцены.

– Я знаю. Она была за кулисами потому, что это специально приглашенный мной журналист. И это я разрешил там быть. Как же вы посмели их тронуть?

– Но мы подумали, что они все…

– За что вам платят деньги? Я спрашиваю – за что я плачу вам такую сумму? Чтобы вы нападали и калечили специально приглашенных мною людей?! Вы совсем лишились мозгов?!

– Я не знал….

– Вы не будете больше со мной работать! И я вычту все это из причитающейся вам суммы!

– Извините… Я не знал, что она журналиска!

Тут было самое время вмешаться, что я и сделала:

– Неправда! Я предъявила вам свою аккредитацию! И оператор был с камерой! У него бейджик на груди!

Сергей потемнел еще больше. Лицо мента стало еще более жалким.

– Все, вы уволены. Вы вообще не получите никаких денег. Мало того, что вы покалечили моих гостей, так вы еще напали и сделали мне инцидент в столичных сми? Вы понимали, на кого нападаете? И какие проблемы мне сделали? Я не только не буду больше никогда с вами работать, но еще и доложу обо всем вашему начальству. И сделаю это сам, лично!

– Но Сергей Николаевич…

– Никаких возражений я слушать не стану! Я разрываю контракт и нанимаю другую охрану! А ваше начальство заставлю провести специальное служебное расследование! Теперь немедленно выпустите всех!

– А мы никого не задерживали, это недоразумение…

– Всех выпустить – я сказал!

Из машины один за другим на свет появились мой замдиректора, перепуганный оператор, сжимавший в руках разбитую камеру и столичная журналистка, вся пунцовая от возмущения, бормотавшая так, чтобы слышали все:” поддонки…. Подниму такой скандал… узнают все… газеты… телевидение… я такое сделаю – мало не покажется!..»

– Всех выпустили?

Мент кивнул: всех.

– Теперь залезайте в машину и убирайтесь!

Тот медлил.

– Я сказал – все вон.

Кто-то ласково положил руки на мои плечи. Я подняла глаза.

– Все в порядке, милая?

Горький ком подступил к горлу, и, не способная сдержаться на последней капле нервного напряжения, я бросилась к нему на грудь, прижалась всем телом… И зарыдала, как сумасшедшая. Я рыдала, прижавшись лицом к мягкой ложбинке возле его шеи, втягивая в себя приятный запах мужской кожи, прижимаясь крепко, изо всех сил, чтобы никто не мог меня от него оторвать. Об обнимал меня, прижимал к себе, целовал мои волосы (я чувствовала мягкие прикосновения его губ), тихонько шептал:

– Все уже прошло… все будет хорошо… солнышко, успокойся… тебя никто больше не тронет…

А окружающие смотрели на нас с жутким недоумением и завидовали (я ощущала это своей спиной) – завидовали, бешено, безмозгло….

Я почти успокоилась. Мы одновременно разжали объятия. Слезы прошли. Улыбаясь, он протянул мне свой носовой платок. А потом лицо его исказилось, и он закричал:

– Да ты вся в крови!

Я посмотрела на свои руки… потом на него… действительно, на его рубашке была кровь. Подлый мент все – таки разбил мне об асфальт руку. Странно, но я совсем не чувствовала боли.

Оказывается, я была не только главным действующим лицом, но и раненой! Непонятно почему, мне вдруг стало невероятно хорошо! Я вдруг почувствовала себя очень счастливой. Я знала, что на моей лице разливается блаженная улыбка, которую окружающие посчитают идиотской, но… Но мне было на это наплевать! Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой! А вокруг уже суетились какие-то люди и кто-то вызывал скорую по мобильнику. Суетилась и столичная журналистка. Когда конфликт благополучно разрешился, все журналисты оказались тут как тут – бегали, орали, размахивали руками. Снимали на камеры, записывали на диктофоны. Конфликт обещал стать гвоздем сезона. Теперь, при таком освещении, я не сомневалась в том, что мое руководство продаст снятую передачу на какой-то столичный канал. Ореол скандала – лучшая приправа. Столичная журналистка крупным планом снимала мое лицо. Вокруг кипело людское море, и приятно было ощущать на себе повышенное внимание. Громкий раскат звуковой сирены – подъехала скорая помощь. Очевидно, за мной.

– Извини, что я испортила твою дорогую рубашку… – нужно же было что-то сказать. Он взял меня за руку и сжал – очень крепко, но совсем не больно:

– Я поеду с тобой.

– Куда ты поедешь?

– В больницу. В милицию. На край света. Куда угодно. Теперь я куда угодно поеду с тобой. Как захочешь. Ты хочешь?

Я улыбнулась и кивнула:

– Хочу.