Она сказала, что была жуткая пробка на Обручева. Чмокнула его в щеку. Он потрепал ее по затылку и сказал:
– Ладно, ладно, проходи. Проголодалась, небось?
– Как это приятно! – сказала она, увидев салат и рыбу с картошкой, посыпанную укропом. – Как вкусно пахнет!
– Ну, как день прошел? – спросил Николай Сергеевич, когда они уселись, отпили по глоточку вина и начали есть.
– Обыкновенно, – сказала она. – Ничего особенного.
– А у меня так себе, – сказал Николай Сергеевич. – Сафонов в Брюссель уехал. Отдел опять на мне. А деньги опять срезали, нужно людям зарплату снижать. Чтоб я, значит, решал, у кого сколько отнять. Сафоныч специально смылся, чтоб я все без него сделал, чтоб он вернулся белый и пушистый, а я чтоб был главная сволочь. Ну, ладно.
Он довольно долго ей все это рассказывал.
– Ты грустный? – сказала она.
– Я усталый, – сказал он. – Набегался. А завтра опять вставать в шесть утра. Пошли спать, а?Постелили, умылись, легли, погасили свет.
– Ты очень грустный, – сказала она через полминуты.
– Куся, – сказал он, – положи мне голову на плечо, вот так. И полежи тихонечко. Я просто одинокий.
– Раз одинокий человек говорит, что он одинокий, значит, он уже не такой одинокий, раз ему есть кому сказать… Ой, я запуталась. Но ты понял, да?
– Ты, Кусенька, большой философ. Но я правда одинокий.
– Что ты! – прошептала она. – Я же с тобой.
– Ах ты моя Кусенька, – сказал он, прижал ее к себе и погладил по голой спине.
Она обняла его, поцеловала в грудь, в шею, потом в губы.
– Куся, – сказал он, – давай просто спать, ладно?
– Ладно, – она еще раз поцеловала его. – Спи, миленький, отдыхай.– Кусенька, ты хорошая девочка, – сказал Николай Сергеевич утром. – Вот, возьми еще пару фантиков.
И протянул ей две тысячные бумажки.
– Ты тоже хороший, – сказала она. – Не надо. И так очень дорого.
– Куся, не ломайся!
– Вообще-то я не Куся, – сказала она. – Куся – это Ксюша, да? А я Света.
– Ну, Света, – сказал он. – Давай, привет-пока.
– До свидания, – сказала она. – Извините.
– Ничего, ничего, все нормально, – сказал он.письма из нашего экзерцицгауза АВСТРИЙСКАЯ ЛЕВАЯ ЖЕСТЬ
Аннемарту изнасиловали на помойке.
Ей дали по затылку, закрутили руки, стянули джинсы и нагнули так, что голова свешивалась внутрь мусорного контейнера, в мрак тусклых жестянок и целлофановой шелухи. Живот резало ржавым железным краем. Того, кто драл ее третьим, звали Марк. Так его назвал
В контейнере что-то шевельнулось и зашелестело фольгой. Типа крысы. Аннемарта захотела блевануть. От рук
Аннемарта сама была рабочий класс, она мыла полы на швейной фабрике. На лестницах и в коридорах. В цех ее не пускали, потому что она сперла коробочку с красными пуговицами. Пуговицы были красивые. Они светились, как сейчас красные круги у нее перед глазами. Мастер поймал ее. Аннемарта думала, что он спустит ей штаны и отлупит по жопе. Он ей нравился. Но он влепил ей две пощечины, выругался и сказал старшему уборщику, чтоб ее не пускали в цех.