Пять мужчин

– В смысле?

– В смысле, какую форму вы бы хотели придать вашему изделию: цилиндр, горшок, чаша?

– Давайте… горшок…

Круг вращается, вода сочится по податливой синеватой поверхности глины, которая под нашими руками почти мгновенно меняет форму: конус приобретает округлости и узкое горло, руки Станислава поддаются движениям моих рук. Прядка волос падает ему на глаза, но он не может откинуть ее. Еще несколько вращений, и горшочек готов. Подаю Станиславу стек:

– Нанесите узор, потом обожжем ваш горшочек, и завтра получите его.

– Спасибо. Вы отлично работаете.

– Стараюсь, – скромно говорю я. – Вымойте руки.

Включаю кран и подаю ему полотенце. Тем временем экскурсия возвращается, Марина произносит прощальную речь во славу гончаров и гончарного искусства, желающие отправляются выбирать покупки, белобрысый брат Станислава с горшочком, который он аккуратно держит на ладони, ожидая, когда тот подсохнет, подходит к нам.

– Стас, классно здесь, да? Ты тоже слепил? Прикольно!

– Да, классно, – отвечает Станислав и смотрит на меня. – Кстати, познакомься, это наша соседка, Дина… э-э-э…

– Просто Дина, – ответствую я.

– Соседка? Правда? Прикольно… А меня зовут Влад…

– Владислав, – улыбаясь, поясняет старший брат. – Поздний ребенок.

– Понятно, – киваю я.

– Пойдем, Стас, – говорит Влад. – Мы еще собирались с тобой в бильярдную.

– Давай свой горшок, – говорю я. – Сделаем обжиг, он будет красивым и водонепроницаемым.

– Правда? – восхищается Влад и отдает горшочек.

Мы прощаемся, Станислав жмет мне руку, как старому приятелю:

– Значит, сегодня вечером?

– Что сегодня вечером? – изумленно спрашиваю я.

– Зайду по поводу обожженных горшков.

– Почему сегодня?

– Ну… чтобы узнать.

– Хорошо, сегодня, так сегодня, – зачем-то соглашаюсь я.

*******

Мне снился Стас… он, который лежал рядом, снился упорно и нахально. Было ужасно жарко и хотелось пить. Или это происходило на самом деле, и я перепутала сон с явью? Я открыла глаза и тотчас же зажмурилась – солнечные лучи лились из приоткрытого окна, за которым жизнерадостно распевали неведомые птицы. Стас зашевелился, сграбастал меня, прижимая к себе, как будто можно было прижать еще теснее, лежа на столь узкой кровати, уткнулся лицом в мои волосы и прошептал на ухо:

– Доброе утро рыжим…

– Доброе утро поэтам, – ответила я.

– Злато заревом искрится, загораясь золотисто – звуков солнечных монисто в волосах, звеня, струится…– прошептал он, щекоча мне ухо губами, а чувства словами. – Как спалось?

– А ты не знаешь?

Он хмыкнул и приступил к активно-ленивым действиям, от которых я мгновенно слабела и телом и духом.

Мы не услышали, как раскрылась дверь, возмущенное «Что здесь происходит? Это что же вы себе позволяете в моем доме?» настигло нас неожиданно и резко. В животе спиралью заструился холодок, словно при падении с высоты, Стас дернулся, обернулся, и я увидела хозяйку дома, полнотелую громкоголосую даму средних лет, а поодаль, у дверей, женщину с чемоданом и маленькую девочку, которая испуганно уставилась на нас. Хозяйка разразилась пылкой речью по поводу моего непристойного поведения и нравов молодежи вообще, а я смотрела на девочку и думала, почему же женщина, которая по всей вероятности была ее матерью, не выведет ее из комнаты.

– Позвольте, мадам… – оборвал хозяйку Стас, – Может быть, вы выйдите, а потом мы спокойно обсудим создавшееся положение?

– Я тебе не мадам, ты, развратный наглец! Я сейчас вызову милицию!

– В таком случае, лучше уж полицию нравов, – парировал Стас, а я желала лишь одного: провалиться, исчезнуть, улетучиться из этой комнаты. «Полиция нравов» вызывала у моей, всегда прежде вполне доброжелательной хозяйки новый взрыв возмущения оскорблением, нанесенным добродетели и святости ее дома.

– Стас, – шептала я, – не спорь…не надо, прошу тебя…

– Да выйдите же вы из комнаты, в конце концов! – взорвался он.

Женщина с девочкой исчезли за дверью, до хозяйки тоже дошло, что ей стоит удалиться, и она, бросив в мою сторону, – «чтоб ноги твоей в моем доме не было», – вышла, хлопнув дверью. Вот так все и закончилось, почти так же как и началось: нежданно и быстро, – оборвавшись на недопетой, недотянутой ноте. Мы слишком увлеклись, презрев реальный мир, и он жестко отплатил за невнимание к себе, больно ударив оземь.

*******

«Позднее зажигание, – крутятся в голове слова, уже добрых пять минут, как крутятся. – Позднее зажигание».

Двери за экскурсантами закрылись, и в мастерской наступает тишина, а я почему-то слышу стук своего сердца. Снова бухает дверь, это возвращается Марина, бежит в цех обжига, где сейчас орудует Андрей.

– Отработали, Дина Николаевна? – улыбается мне на ходу.