– Что нам теперь, умник, твои философские ребусы разгадывать? Как ты там тогда задвинул? – и Макар, поковырявшись в памяти, изрёк, тщательно выговаривая каждое слово: – Дуалистическая концепция психофизического параллелизма. Во. Как в дефективной анаграмме. Куда буквы ни воткни – один хрен бессмыслица.
– А я ни на одной свадьбе не была, – откуда-то, совершенно из другого состояния, донёсся негромкий голос Киры.
***
За окном пригородного поезда темнота закрасила дневные пейзажи. Полупустой вагон, добросовестно отбивая гипнотическую чечётку, подбирался к городу. Народ, насладившись всеми прелестями рабского труда на своих же фазендах, дремал. Выращенное на грядках имущество аккуратно вмещалось в периметр присвоенного пространства.
Задремала и Кира. Её пушистая головка безмятежно покоилась на моём плече, и я, парализованный таким доверием, не мог даже пошевелиться. Пряди капризных волос щекотали мне нос и губы, и я, без конца облизываясь, пускал струи воздуха из уголка рта, но так и не пробудил в них совесть. Смирившись с ироничной пыткой, я побрёл неторопливым взглядом по изнанке вагона, пытаясь наделить объекты сверхъестественными странностями. Обыденность придушила фантазию.
Но вот слипшийся силуэт подростков разбудил внимание. Мальчик, напряжённый, как перетянутая струна, и девочка, изогнувшаяся как смычок ре́бека29. Обострённая отзывчивость пубертатных тел, томительное замирание при каждом взмахе гипотетической бабочки. Онемевшая рука юноши сорвалась с талии и заскользила по неласканному бедру, поднимая волны стыдливого наслаждения. Измученные родами чувственности взгляды переплелись, зрачки погустели, и нотки блаженства заискрились в простодушной ткани их прыщавых лиц.
Своевольная память – забавная безделушка разума. Она бестактно завесила любопытное полотно другой, отверженной пониманием картиной. Её убогое содержание заполнили два полуживых «синяка». Он и она. Оскотинившиеся от беспробудного пьянства, подножного корма и ужасающего ночлега их тела и разум впитали все нечистоты порочного мира. Гниющее тряпьё, заторможенные движения и мутью залитые глаза. Даже октябрьский ветер брезгливо обтекает их зловоние.
Она наклоняется, оглядывая бордюр, и хочет присесть. Устали ноженьки. Мужик немым касанием останавливает её, медленно стягивает с себя пиджак и, приглаживая, стелет его на тротуарный приют.
– Давай-ка вот так, Катенька, – с какой-то безжизненной хриплой нежностью шепчет он, – а то простудишься.
Я тогда просто обомлел. Откуда этим сирым душонкам знакомы такие трепетные слова?! Разве они способны ещё что-то чувствовать?!
«И какой вопрос задашь ты сейчас?» – спросил меня насмехающийся разум и стянул завесу воспоминаний.
Я вернулся к осоловевшим подросткам, допил остатки их сладостных переживаний и бросил взгляд на макушку, устроившуюся на моём плече.
– Не понимаю.
Порой человеку нужен поступок, чтобы почувствовать самого себя и обрушить привычный до безразличия мир. Но что ждёт тебя там? Скрытое за гранью будущего недоступно, пока время не взвесит силу твоих намерений и не откроет соответствующую дверь.
Любимая среда
Начало недели всегда вносит сумбур в души, головы и представления о справедливости. Особо ранимые и талантливые натуры редакции на выходных валятся в апатичный сон, а в понедельник просыпаются полными бездарями. Верное бодрящее средство – экспресс-анализ индекса невменяемости зарубежных изданий. На выходных постаревшие трибуны демократии добросовестно толкали его вверх, пробив очередную канализационную скважину. Вот откуда зарплаты кабинетным репортёрам30. И премии, и статуэтки – всё оттуда.
На первых полосах снова разместили Темнейшего, стараясь придать его обесцвеченному лику особый демонический шарм. Я оборжался. Прямо икона стиля. Молятся они на него, что ли?
Вторые полосы оккупировали климатологи, предрекая очередной конец света за пределами Штатов. Иначе чего б они вышли из «протоколов».
Следующие страницы повторяют содержание предыдущих тиражей, не всегда отягощая себя сменой дат и лозунгов.
Вот такая вот фигня за выходные произошла. Аж ёжить страшно! А впереди редколлегия. Ну её к черту, лучше слинять. Схватил Олеську под мышку и сбежал с ней в кино. Фильм оказался длинным, шумным. Девочка плохо спала, несколько раз вскрикивала, и уже в такси я для отчётности кратко пересказал ей историю.
– На землю напали злые инопланетяне.
Вторник – уже полегче.