Пять откровений о жизни

Швабра просвистела совсем рядом с моей головой. Я, конечно, со многим могу справиться, но я не идиотка и не мученица. Я все же попыталась успокоить Флоренс, но она меня не слушала, угрожая разбить мне стекло в машине. Это было уже слишком. «Хорошо, хорошо, – сказала я. – Я уезжаю, Флоренс. Все в порядке». Дикая и неукрощенная, она стояла перед крыльцом, защищая свою территорию, крепко сжимая в костлявых руках швабру.

Уезжая, я видела ее отражение в зеркале заднего вида. Она не шевельнулась, пока я не скрылась из виду. Наверное, стороннему наблюдателю эта сценка могла бы показаться забавной, но я не могла не посочувствовать Флоренс. Невольно я гадала, кем она была раньше, какую вела жизнь и как оказалась в такой ситуации.

Месяц спустя я получила ответы на свои вопросы, вновь приехав по тому же адресу. За прошедшее время Флоренс принудительно увезли в больницу с применением успокоительного. Вероятно, это была чудовищная сцена, и она ужасно испугалась. Но несколько недель в психиатрической клинике пошли ей на пользу, и теперь ей стало лучше. Врачи были довольны тем, как она реагирует на лекарства, и согласились отпустить ее домой, порекомендовав круглосуточный уход.

Когда я вошла в дом, меня ждала участковая медсестра. «Она спит, но скоро должна проснуться. Я подожду вместе с вами», – объяснила она. Войдя в особняк через двустворчатые двери, я увидела громадную мраморную лестницу, роскошные люстры и великолепную старинную мебель. Все это сопровождалось невыносимой вонью.

«Мы как раз закончили с прихожей. Давайте я покажу вам дом», – сказала медсестра, кивнув на команду уборщиков в соседней комнате. Флоренс уже десять лет жила буквально в свинарнике, и никто об этом не догадывался, пока недавно сосед не пожаловался медсестре на ее странное поведение. Та зашла навестить Флоренс и узнала о ее бедственном положении – не от самой Флоренс, разумеется, которая никого к себе не подпускала, а заглянув в окно дома.

Питалась она одними консервами, и в кладовке у нее хватило бы запасов еще на год. Никаких других продуктов я не увидела – ничего свежего, ничего, что требовало готовки. Кухонный пол почти целиком скрывался под завалами мусора, а тот клочок, который было видно, покрылся толстенным слоем грязи. Ванная комната выглядела не лучше: повсюду сваленные в кучу грязные полотенца и высохшие куски мыла. Было также очевидно, что ни душем, ни ванной никто давно уже не пользовался.

Медсестра провела меня вниз, где мы увидели еще где-то шесть спален и пару ванных комнат в таком же запущенном состоянии. Чтобы убраться в доме, были наняты профессиональные уборщики, и ожидалось, что это займет не меньше нескольких недель. Мы вышли к грязному бассейну, в котором, наверное, не смогли бы выжить даже лягушки. Стоя во дворе и глядя на этот великолепный дом, я гадала, что за печальную историю скрывают его стены.

В больнице Флоренс отмыли, и она лежала в кровати в чистой нарядной ночной рубашке. Ей расчесали и подстригли волосы, а также вычистили ногти. Она совершенно преобразилась.

Вместо старой кровати Флоренс в комнате стояла специальная больничная койка. Мне дали строжайшие указания: пока мы дома одни, пациентка постоянно должна оставаться в кровати с поднятыми бортиками. Вставать с кровати ей разрешалось только на два часа утром и еще на два часа днем, когда к нам присоединялась вторая сиделка. Утром она помогала с душем, завтраком и походом в туалет. Днем мы выводили Флоренс в сад или на балкон, чтобы она подышала воздухом. Кроме того, она все время должна была принимать мощные успокоительные препараты, благодаря которым стала более управляемой, чем раньше.

Прошел месяц, и теперь мы с Флоренс проводили время в сияющем чистотой доме. Уборщики, наконец, закончили работу, и теперь приходили раз в неделю. У Флоренс иногда прояснялось в голове, и она стала понемногу рассказывать о себе. Она прожила замечательную жизнь, полную приключений. Она путешествовала по миру на роскошных яхтах и побывала во многих удивительных странах. Я протягивала ей фотографии, на которые она указывала, и она рассказывала мне про каждую из них. С большим трудом я узнавала ее в красивой молодой женщине, смеявшейся с этих карточек.

Я не сказала бы, что мы сильно сблизились, но мы достаточно свыклись друг с другом, чтобы мирно сосуществовать. Иногда во Флоренс по-прежнему проскальзывала та безумная, дикая женщина, которая когда-то грозила мне шваброй. Безусловно, помощь второй сиделки была нам совершенно необходима. Флоренс послушно принимала лекарства, но сопротивлялась, как бешеная, когда доходило до принятия душа. А того дня, когда мы мыли ей голову, я каждый раз ждала с ужасом. Впрочем, после душа она всегда приходила в хорошее настроение и прихорашивалась перед зеркалом, как роскошная светская дама, какой когда-то была.