Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

О Павлове, своем учителе в Архитектурном институте, и о его «ухе» писал поэт Андрей Вознесенский в прозаической поэме «О»: «Москвичи знают это плоское здание, как заслонка замыкающее Ломоносовский проспект. Это здание – Ухо». Вознесенский путает – называет ЦЭМИ Вычислительным центром. Но в этом есть своя правота: экономико-математическая школа в СССР дала только вычисления, остались миллиарды цифр, исчез обсчитанный со всех сторон Советский Союз вместе со своей экономикой, которую обволакивали квадранты межотраслевого баланса. Может быть, поэтому в ЦЭМИ и не пошел работать Егор Гайдар – эта щебенка из цифр казалась ему неживой. Но! Восемнадцать молодых людей из ЦЭМИ, по подсчетам американского антрополога Адама Лидса, оказались в разных структурах правительства Гайдара. Значит, не прервалась связь времен.

«– Да никакое это не ухо, это лента Мёбиуса, – доказывает Павлов. – Это скульптурно-философская восьмерка… Я придал ему размер – одна миллионная диаметра земли… Поэтому вас и тянет к пропорциям этого квадрата – инстинктом человек чувствует соразмерность с Землею… Поглядите, какая гипнотичность пропорций фасадов».

Трудно поверить в эту архитектурную поэзию, выветрившуюся спустя миллиард социальных лет, в сегодняшнюю эру, не знающую родства, и превратившую легенду в обшарпанную советскую стекляшку, мешающую новым домам. Атлантида затонула, оставив на берегу артефакт…

Институт был знаменит не только потому, что в нем развивалось ставшее модным в 1960-х годах экономико-математическое направление – в конце концов поиск волшебной формулы оптимального функционирования экономики (даже стенгазета в ЦЭМИ называлась «За оптимум») без рынка, естественно, закончился неудачей, но и по той причине, что здесь работали самые прогрессивные экономисты из старшего поколения и талантливая и многочисленная молодая поросль.

Само формирование института было «освящено» авторитетами академиков Василия Немчинова[1] и Леонида Канторовича, лауреата Нобелевской премии. Директором с момента основания был Николай Федоренко, сам не слишком серьезный исследователь, которому, по многочисленным свидетельствам, работы писали лучшие сотрудники, но хороший организатор, умело прикрывавший разнообразную активность ученых института и проводивший свою структуру «между струй» руководящего гнева. По замечанию Евгения Ясина, Федоренко «был достаточно умным, чтобы держать при себе людей умнее себя».

Гнев же возникал по разным причинам – в 1967-м, например, в силу слишком пессимистических оценок будущего экономики СССР в докладе Бориса Михалевского, в 1973-м – из-за отъезда из страны Арона Каценелинбойгена (он возглавлял отдел оптимизации сложных систем, а в США стал профессором Пенсильванского университета)[2]. После этой истории в ЦЭМИ на некоторое время перестали принимать на работу евреев. А Евгений Ясин, будущий патриарх российских реформ, успел «проскочить» до запрета: он работал в ЦЭМИ вместе с Юрием Лейбкиндом, специалистом по самому главному в экономико-математическом романтизме – программно-целевым методам, и Ефремом Майминасом, заведовавшим лабораторией систем принятия решений[3]. У него же в лаборатории трудился будущий министр науки гайдаровского правительства Борис Салтыков (он был одно время секретарем парткома ЦЭМИ).

Кто-то пустил в интеллигентский оборот шутку: есть ЦЭМИты, а есть антиЦЭМИты. Здесь читался намек и на «этнический» состав института, и на то, что у экономико-математического направления было много оппонентов.

Разрабатывалась так называемая СОФЭ – система оптимального функционирования экономики, в моду вошли автоматизированные системы управления, АСУ, из-за чего возник иронический термин «асупизация» или даже – «асучизация». Велись работы по межотраслевому балансу, над которым поначалу трудились лучшие умы в еще одном важном для математического направления месте – Научно-исследовательском экономическом институте Госплана СССР. Там начинали будущие классики – Анчишкин, Шаталин, Яременко. Занимались этой проблемой и в Сибирском отделении АН Абел Аганбегян и Александр Гранберг. Группа экономистов из НИЭИ и ЦЭМИ, включая Эмиля Ершова, Владимира Коссова (работавшего и начальником ГВЦ Госплана, и замминистра экономики уже в 1990-х), Эдуарда Баранова, Льва Минца (сидевшего, кстати, по делу Промпартии) и Станислава Шаталина, получила в 1968 году Государственную премию за работы по построению межотраслевых балансов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное