Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Декабрьский, 1983 года, еще при умиравшем Андропове, пленум ЦК КПСС принял решение о разработке «программы комплексного совершенствования всего механизма управления». В январе 1984-го Госплан и еще несколько ведомств, включая ГКНТ (что важно в контексте нашей истории), получили поручение подготовить предложения по организации работы над программой, что и было сделано уже в феврале. Была создана Комиссия Политбюро по совершенствованию управления, включавшая и Горбачева, и Рыжкова. Руководил Комиссией по должности Николай Тихонов, предсовмина, а, по словам Гайдара, «реальным мотором» был Николай Рыжков.

Дальше нужно «следить за руками». При Комиссии была создана рабочая группа, в которую входили замы руководителей нескольких ведомств, и научная секция, которую возглавил председатель ГКНТ и директор ВНИИСИ академик Джермен Гвишиани. Соответственно, Гвишиани транслировал задание Станиславу Шаталину, а тот подключил к работе над предложениями по «совершенствованию» своих учеников. Любимый же ученик Гайдар официально привлек к подготовке реформаторских текстов для верхов своих ленинградских коллег.

Сын Михаила Гвишиани, генерала МГБ, одного из руководителей депортации чеченцев, лишенного звания после смерти Сталина, Джермен Гвишиани учился в МГИМО, где познакомился с дочерью Алексея Косыгина Людмилой. Поженились они еще студентами. Гвишиани-младший занимался проблемами управления в США, даже давал читать своему тестю книги теоретика менеджмента Питера Друкера. Чета Гвишиани играла для Косыгина роль Семьи в широком смысле – они, по сути дела, были неформальными советниками премьера.

Академик-философ Теодор Ойзерман иногда приглашался на дачу Косыгина в «Архангельское», чтобы поучаствовать в работе над текстами советского премьер-министра – председатель правительства доверял видному толкователю марксизма. Весной 1971 года Ойзерман вместе с Людмилой Косыгиной и Джерменом Гвишиани перерабатывали черновик выступления главы правительства на XXIV съезде КПСС. Они предложили Косыгину выбросить из речи абсурдный пассаж: утверждалось, что реальные доходы рабочих с 1903 по 1970 год увеличились в 8 раз, а крестьян – в 12. Председатель правительства, как выяснилось, тоже обратил внимание на эти данные и даже звонил руководителю ЦСУ Владимиру Старовскому, просидевшему к тому времени в своем кресле три десятка лет и способному объяснить происхождение любой цифры. Данные считались официальными и утвержденными на самом «верху». На таком «верху», что был выше председателя Совета министров, чья реформа уже тогда фактически остановилась. Этот загадочный невидимый «верх», казалось, не имел лица. Не у немощного же Брежнева утверждались доклады – действовала какая-то слабовидимая коллективная тормозящая сила…

Гвишиани быстро продвигался по карьерной лестнице в Госкомитете и долгие годы проработал там зампредом, став одним из самых известных и, как судачили в те годы, богатых сановников. Председателем Комитета его едва ли могли назначить: как правило, руководитель ГКНТ был вице-премьером – не мог же зять стать официально замом своего тестя. К тому же Комитет возглавлял близкий Косыгину человек – его многолетний зам Владимир Кириллин. Гвишиани хватало и неформального «семейного» влияния на Косыгина, которое, впрочем, едва ли выходило за пределы домашних дискуссий и работы над ошибками в текстах речей. Считалось, что ВНИИСИ «подарили» Джермену Гвишиани, хотя скорее ему дали возможность развивать то дело, которое он считал важным: в 1972 году, в самый разгар детанта, зять Косыгина стал соучредителем Международного института прикладного системного анализа (International Institute for Applied Systems Analysis – IIASA) в Лаксенбурге близ Вены – и это был совместный советско-американский проект, своего рода «Союз – Аполлон», но не в космосе, а на земле.

Будущий сотрудник гвишианиевского НИИ Петр Авен даже побывал в IIASA в 1975 году, еще студентом экономфака, затем в 1977 году прошел там через летнюю школу, а в 1989-м и вовсе уехал туда работать (об этом важном для формулирования реформ этапе мы расскажем позже).

Летом 1984-го в лабораторию № 12 пришла официальная команда писать бумагу для Комиссии. В «лавке» в период отпусков на хозяйстве сидел только Олег Ананьин. Он-то и сделал первый скромный набросок. А с осени началась уже коллективная активная работа, занявшая остаток года и часть 1985-го.

«Я познакомился с Гайдаром довольно поздно, в апреле 1985-го, – вспоминал Сергей Васильев, – прямо в помещении ВНИИСИ. Тут же были Авен и Широнин. Получаса общения хватило, чтобы понять, что мы думаем совершенно одинаково, – вспоминал Сергей Васильев, – Гайдар очень быстро выдвинулся в качестве основного идеолога группы. Гвишиани не очень хорошо разбирался в экономике, поэтому он спокойно транслировал достаточно радикальные идеи Егора на заседаниях Комиссии. А поскольку существовал запрос на новые идеи, то до поры до времени такой радикализм сходил с рук».