Пять писем к Сяо Хэ

Придя к такому решению, я высунулся из-за спасительных ширм, рассматривая гостей Хоу. Не сыщется ли среди них кого-нибудь, кто мог бы быть полезным для моего плана? Вот за тем столом, к примеру, собрался целый цветник прекрасных дам. Среди которых, словно вершина среди соплеменных гор, выделяется своим обликом и безупречным нарядом госпожа Муан — дама почтенных лет, весьма близкая к вдовствующей императрице. Вроде бы при жизни Гао-ди я не вызывал у этой особы сильной неприязни. При редких встречах она одаривала меня благосклонным кивком. Что скажет госпожа Муан теперь, если я отважусь подойти к ней и завязать разговор?

Письмо четвертое. Январь

Говорят, во вспыхнувшем на заре времен споре никак не определится победитель. Что сулит больше опасностей и угрозы человеческому бытию — сияющая полировкой холодная сталь или вырезанная из мягкой вишневой древесины кисточка для письма? Нанесенные на бумагу строчки порой разят куда вернее стрелы во мраке или острия, направленного прямо в сердце.

В эти дни, дорогая Сяо, я ощущал себя уличным плясуном на канате. Только подо мной расстилалась не восторженно гомонящая рыночная площадь, но жарко пылающая огнем бездна, и любое неверное движение грозило мучительной смертью.

Я пытался угодить и нашим, и вашим. Убеждал Таящегося Дракона в том, что я из шкуры вон лезу, исполняя его повеление, очернить военачальника Чэн Ляна в глазах принцессы Фэй. Ради этого я злоупотребил своей дружбой с господином Чэном, втянув его в несколько умеренных безумств с участием Лепестка Пиона и ее подружек из квартала цветов и ив. Громкого скандала не вышло, да он и не был моей целью. Просто непринужденная гулянка молодых людей в «Журавлином домике», заведении высокого ранга, отголоски которой дошли до очаровательных ушек госпожи Фэй. Как я разузнал, принцесса была весьма недовольна. Между нею и Чэн Ляном произошло сдержанное объяснение по поводу случившегося.

Но мои похождения в обществе Чэн Ляна были всего лишь искусной дымовой завесой, призванной скрыть истинную сущность моих деяний. Я искал способ раздобыть образцы почерка и стиля письма драгоценнорожденного Цзян Луна. Мне требовалось как можно больше бумаг, исписанных его рукой — как деловых, так и частных, написанных друзьям, родственникам… или соратникам по тайным замыслам. Вначале я предположил, что смогу добыть их с помощью госпожи Муан. Старшая придворная дама двора императрицы Сюэнь имеет доступ к письменному столу Серебристой Лисы, а та, в свою очередь, наверняка ведет оживленную переписку с Цзян Луном. Ибо мучают меня подозрения касательно природы взаимоотношений, связывающих госпожу Сюань с Таящимся Драконом. Нет, безусловно, они радеют о пользе и благе государства. Однако не будем забывать о том, что вдовствующая императрица еще отнюдь не стара и весьма хороша собой, а почтенный Цзян Лун обладает талантом очаровывать окружающих, В общем, я ничуть бы не удивился, узнав, что между ними есть что-то такое-эдакое. Доверенное бумаге, чернильнице и кисточке для письма.

Добраться до ящиков стола императрицы мне не удалось. Дама Муан оказалась слишком верным и прозорливым стражем.

Однако у госпожи Муан, как у любой замужней женщины, имелись многочисленные отпрыски, удачно женившиеся и успешно повыходившие замуж — и в свою очередь, тоже породившие на свет новое поколение семьи Муан. Младший из ее внуков, именем Ли Вэнь, юноша неприметной наружности и спокойного нрава, служил писцом и делопроизводителем в ведомстве знаменитого цзинши Фань Люя. В один из холодных дней января этот молодой человек незваным гостем появился у порога моего дома и с поклоном вручил сафьяновую коробку, перетянутой крученой шелковой ленточкой.

На мой недоуменный вопрос о том, что находится в коробке, молодой господин Ли коротко ответил: «Здесь то, что вы разыскивали» — и удалился прежде, чем я успел пригласить его в дом.

Коробка оказалась набита документами, вышедшими из-под пера и кисти Таящегося Дракона. Поверх лежала записка с нижайшей просьбой вернуть одолженное через два-три дня. Даже не успев толком удивиться и понять причины такой благосклонности судьбы, я зарылся в ворох разрозненных бумаг. Там вперемешку лежали казенные отчеты, короткие записки и даже несколько стихотворных опытов.

Почерк Цзян Луна, как выяснилось, отличался большим своеобразием. Я испачкал и выбросил немало листов, прежде чем наловчился подражать манере чужого письма. Я не стремился к полнейшему сходству. Достаточно и того, чтобы мое начертание символов было отдаленно схоже с тем, что присуще Таящемуся Дракону.

Добившись нужного почерка, я написал несколько писем. Полюбовавшись изяществом каллиграфии, сунул листочки за пазуху. После чего с чистой совестью отправился проведать госпожу Муан — и за беседой «потерял» в укромном уголке одно из писем. Самое невинное, из нескольких строчек. Маленькое стихотворение о яшмовой безделушке, замеченной на прилавке уличного торговца.