Пять поросят

– Эта версия не имела под собой никаких оснований. При этом я вовсе не хочу сказать, что Деплич не сделал всего, что было в его силах. Он был великолепен. Изобразил трогательный портрет любвеобильного, темпераментного мужчины, проникшегося вдруг страстью к милой девушке, терзаемого муками совести, но не способного устоять. Потом осознание случившегося, вины перед женой и дочерью, раскаяние – и внезапное решение покончить со всем этим! Благородный выход. Могу сказать, это была самая трогательная, самая волнительная часть спектакля. Голос Деплича вышибал слезы из глаз. Присутствовавшие видели несчастного, раздираемого страстями, но пытающегося сохранить благопристойность супруга. Эффект был поразительный. Да вот только когда Деплич умолк и чары рассеялись, этот выдуманный образ исчез. Он плохо соотносился с реальным Эмиасом Крейлом. Слишком хорошо его знали. Он был другим. А Деплич так и не привел ни единого доказательства в подтверждение своих слов. Крейла я назвал бы человеком, лишенным даже зачатков совести. Безжалостный, невозмутимый, довольный жизнью эгоист. Все его понятия о нравственности распространялись только на живопись. Уверен, ничто не склонило бы его написать небрежную, плохую картину. Что касается всего остального, то жизнь он любил во всех ее проявлениях и ни в чем себе не отказывал. Самоубийство? Нет, это не для него!

– Может быть, защита выбрала не лучший вариант?

Фогг пожал плечами.

– А что еще им оставалось? Сидеть сложа руки и твердить, что вина подсудимой не доказана и присяжным нечего рассматривать… Слишком много улик. Яд был у Каролины – сама же и призналась, что украла его. Средство, мотив, возможность – все в наличии.

– Может быть, стоило попытаться доказать, что все это было подстроено?

– Она почти все признала, почти со всем согласилась. В любом случае такой вариант выглядел бы притянутым за уши. Вы ведь, как я полагаю, намекаете на то, что кто-то еще убил Крейла и представил дело так, чтобы подозрение пало на его жену?

– Вы считаете такую версию необоснованной?

– Боюсь, что да, – медленно сказал Фогг. – Вы предполагаете существование некоего таинственного неизвестного. И где же нам искать его?

– Очевидно, в близком круге. Иметь отношение к делу могли пять человек, не так ли?

– Пять?.. Давайте посмотрим. Старый чудак, возившийся с травами и отварами. Увлечение опасное, но человек приятный. Хотя и несколько непонятный. В роли загадочного отравителя я его не вижу. Потом та самая девица. Избавиться от Каролины она бы могла, но Эмиаса убивать не стала бы. Дальше, да, биржевой маклер, лучший друг Крейла. В детективных романах тема популярная, но в реальной жизни я в такое не верю. Вот и всё… а, да, младшая сестра, но ее всерьез принимать не стоит. Получается четверо.

– Вы забыли гувернантку, – напомнил Пуаро.

– Да, верно. Бедняжки, вечно о них все забывают… Смутно, но припоминаю. Средних лет, ничем особенно не примечательная, компетентная. Какой-нибудь психолог сказал бы, что она воспылала к Крейлу запретной страстью, вследствие чего и убила его. Старая дева с подавленными комплексами! Но я в такое не верю, и, насколько могу судить по сохранившимся впечатлениям, неврастеничкой она не была.

– Времени прошло немало.

– Лет, наверное, пятнадцать или шестнадцать. Да, давненько это было… Ожидать от меня точности не стоит.

– Наоборот, вы на удивление хорошо все помните. Даже поразительно. Понимаете, да? Когда вы рассказываете, перед глазами как будто картина встает.

– Вы правы, – медленно сказал Фогг. – Я действительно вижу… довольно ясно.

– Друг мой, мне было бы очень интересно узнать, почему.

– Почему? – задумчиво повторил Фогг, и его умное, тонкое лицо оживилось. – Действительно, почему?

– Кого вы видите так ясно? Свидетелей? Адвоката? Судью? Обвиняемую на скамье подсудимых?

– Конечно, вот она, причина, – негромко сказал Фогг. – Вы сами указали мне на причину. Я всегда вижу ее… Интересная это штука, любовь. В Каролине Крейл это было. Не знаю, была ли она по-настоящему красива. Уже немолода… усталый вид… круги под глазами… Но все строилось вокруг нее. И притом едва ли не половину всего времени ее словно и не было там. Она уходила куда-то далеко, и оставалось только тело – неподвижное, с внимательным выражением на лице и вежливой улыбкой на губах. Вся в полутонах, между светом и тенью. И при всем том она была живее той, другой – девушки с идеальным телом, красивым лицом и жестокой силой молодости.

Я восхищался Эльзой Грир – ее решительностью, характером, бойцовским духом, потому что она выдерживала все нападки мучителей и ни разу не дрогнула. Но я также восхищался и Каролиной Крейл, потому что она не сражалась, а отступила в свой мир полутеней и полусвета. Она не проиграла, потому что не играла. – Фогг помолчал. – В одном я уверен: Каролина убила того, кого любила. Любила так сильно, что вместе с ним умерла ее половина.

Он протер стекла очков.