Пять президентов

— Нет, — ответил Дорон. — Один из Миллеров обезврежен и устранён. Я сам видел его труп. У меня все эти три года не было оснований сомневаться в оставшемся Миллере. Он был очень послушен и исполнителен. Но куда он исчез, пока не знаю. Буду искать.

— Неважные перспективы, генерал. Один исчез, другой погиб, третий затерялся… — задумчиво проговорил самый молодой член Совета, король ракет и самолётов.

— Меня интересует другое, Дорон, — перебила Сталь, — зачем Миллеру потребовалось создать четырёх президентов?

— Я думаю, он сошёл с ума, — ответил Дорон. — Других объяснений пока не вижу.

— А я вижу! — взвизгнула Сталь. — Я вижу! Сегодня четыре президента, завтра — сорок четыре президента! И всё в стране летит вверх тормашками! И над нами смеётся весь мир! А вы знаете, генерал, сколько миллиардов кларков стоит одна улыбка общественного мнения?!

— Можно прожить хоть с сотней президентов, — спокойно сказал один из молчавших до сих пор членов Совета. У него не было ни заводов, ни рудников, ни ракет, ни железных дорог, ни даже пошленького игорного дома. Он изучал спрос и предложения, доходы и расходы, прибыли и убыли, направления развития и тенденции упадка: он владел информацией, а его специальностью был прогноз будущего, и остальные девять членов Совета всегда слушали его с особым вниманием. — Можно прожить даже с тысячей президентов, — продолжал он, — и сотни две из них я берусь прокормить сам. Это чепуха. Но что будет, если появится пять Доронов, генерал? Или десять Воннелов отдадут десять разных приказов службе безопасности? Или… — он вдруг поднялся, и всем стало как-то не по себе, жутко и муторно, — или появятся два Чарлза Роберта Саймака-младших, три Мохамеда Уиндема, пять Джонов Уайтов с сыновьями? Что будет тогда? Дробление капитала, ликвидация всякого контроля за деловой активностью. Один Саймак — это сталь полумира, а тысяча Саймаков — это кучка негоциантов средней руки. Прошу прощения, вы понимаете, о чём я говорю. И речь идёт сейчас не об улыбках общественного мнения, — он обернулся к молодым Ракетам и самолётам-снарядам, — сколько бы они нам ни стоили, а о стабильности самих устоев нашего общества. Я надеюсь, что мне не потребуется рисовать перед вами все ужасы бесконтрольного дублирования деловых людей.

Он сел, и в течение целой минуты никто не мог не только произнести слово, но даже пошевелиться.

— Где гарантия, генерал, что опыты Миллера уже прекращены? — резко крикнули Атомные электростанции, урановые рудники и заводы изотопов. — Я требую немедленных и абсолютных гарантий!

— Я уже отдал приказ об отключении института от всех линий энергопитания, — ответил Дорон.

— Института?! — подскочили на своём месте Ракеты. — Вы с ума сошли! Вырубить всю энергетическую сеть! Все до единой лампочки! Откуда мы знаем, где сейчас Миллер, что он может, а главное, что он хочет? Пока мы не найдём Миллера, все источники энергии должны быть отключены!

— Это, по самым предварительным подсчётам, приведёт к убыткам в размере двух с половиной миллионов кларков в минуту, — быстро подсчитало Будущее.

— Вы слышите, Воннел? — Сталь повернулась к министру внутренних дел. — Вы слышите, Дорон, сколько стоит каждая минута поисков профессора Миллера? (Оба у камина склонили головы.) Вы ручаетесь, генерал, — продолжала Сталь, — что четыре президента — это первый и последний сюрприз профессора Миллера?

— Да, — глухо ответил Дорон. — Ручаюсь, поскольку лаборатория лишена тока, блокирована и полностью мной контролируется. Между тем другой аппаратуры, способной осуществлять дублирование из иных мест, не существует…

— Послушайте, что за шум, что здесь происходит? — послышался вдруг спокойный, даже сонный голос.

Все обернулись и увидели президента. Он стоял в тяжёлом дорогом халате, под которым белели худые ноги в шлёпанцах. Кисточки ночного колпака вздрагивали, когда президент, щурясь от света, обводил взглядом своих нежданных ночных гостей.

— Чем обязан, господа, в столь поздний час? — спросил президент с сонной улыбкой.

— Пятый! — громко сказал Воннел.

9. ИГРА В ЛОТО

— Ваш любимый стерфорд, шеф, — произнёс Таратура, извлекая из портфеля бутылку вина. — А это, — он подмигнул Чвизу, — отличное средство против скуки.

На стол легла коробочка, на которой зелёными буквами было написано: «Лото».

— В детских магазинах, — продолжал Таратура, — бывают удивительные вещи. Заходишь и сразу превращаешься в ребёнка. Готов биться об заклад, что за этой штуковиной мы отлично скоротаем время и даже забудем, что президенты должны передраться.

— Чепуху вы говорите, Таратура! — резко перебил Миллер. — При чём тут ваше лото?

— Таратура, вы настоящий психолог! — вмешался Чвиз, беря в руки коробочку. — В самом деле, Миллер, иногда не мешает сбросить с себя этак годков пятьдесят.

— В городе по-прежнему спокойно? — спросил Миллер, хотя прекрасно понимал, что спрашивает напрасно: Таратура начал бы не с лото, а с новостей, если бы они были.

— Спокойно, шеф, — вздохнул Таратура и серьёзно добавил: — Если не считать того, что «Шустрая» родила трёх щенят.