Пять рассерженных мужей

— Где твой Ваня? — перво-наперво спросила я. — Надеюсь, он спит?

Маруся удивилась:

— Тогда ты прямо вся не знаешь моего Ваню. Старушка, он трудится не покладая ног, встаёт с петухами и по делам до ночи бегает.

«Все ясно, — подумала я, — Архангельский тоже пропал, только Маруся об этом ещё не подозревает.»

— Епэрэсэтэ! Старушка! — возмутилась она. — Если молчишь, так я спать пойду. Прямо вся засыпаю.

— Нет-нет, — испугалась я, — не молчу. Слушай, не могла бы ты Юльке сейчас позвонить и спросить…

Едва произнесла я имя Юльки, с Маруси сон как рукой сняло. Она с жаром бросилась мне рассказывать, как Юлька её обидела.

Оказывается минут за двадцать до моего звонка Юлька звонила Марусе сама и хотела сделать какое-то важное сообщение, но Маруся сходу первая сообщила, что прямо вся она безутешна и грустна. Добрая Юлька, о своих проблемах забыв, тут же пожелала поделиться с подругой своим бескрайним оптимизмом.

— Нужно радоваться, Маша, — начала призывать она. — Радоваться и не грустить. Недомогания ерунда! Плохое настроение ерунда! Жизнь прекрасна!

— Как же прекрасна жизнь, когда кофемолка сломалась? — пожаловалась Маруся.

Юльке известны всего два состояния: безмерное счастье и бескрайняя злость. Поскольку злость Марусе вредна, на безмерное счастье Юлька её и настраивала, жизнеутверждающе сообщая:

— Кофемолка ерунда! Нужно радоваться! Радоваться и не обращать внимание на пустяки!

— Правда? — оживилась Маруся. — Так ты совсем-совсем не сердишься?

— Конечно нет! — воскликнула Юлька. — Мы живы, мир прекрасен, надо радоваться! Радоваться и все!

— Ох, — с облегчением вздохнула Маруся. — А я, признаться, прямо вся испугалась, когда поломалась твоя кофемолка, но теперь, пожалуй, буду радоваться и я. Жизнь действительно прекрасна и всегда лучше радоваться, чем грустить.

— Конечно, конечно, — по запалу вдохновенно продолжала Юлька, — надо радоваться! Радоваться!

Но тут до неё дошла мысль Маруси.

— Что?!! — завопила она, впадая во второе своё состояние. — Что?! Ты, корова, поломала мою новую кофемолку?!

Этого ей Маруся простить не смогла, о чем, забыв про сон, жаловалась мне минут сорок.

— Разве я похожа на корову? — жалобно вопрошала она. — Епэрэсэтэ, старушка, разве я похожа на корову?

— Нет, — успокоила я её, — ты похожа на слона, но зачем тебе звонила Юлька? Если я правильно поняла, она хотела поделиться своей проблемой.

— Да, прямо вся хотела, но я же ей не дала, так как думала, что она звонит из-за кофемолки, которую я сломала вчера, а она начала мне сочувствовать, а потом мы поругались…

— Все ясно, — пригорюнилась я, понимая, что после нанесённой обиды Маруся не станет Юльке звонить.

Во всяком случае первые два-три часа не станет, а мне приспичило срочно про Женьку узнать — спал он или не спал дома?

Я распрощалась с Марусей и призадумалась.

О чем?

Как ни странно, о том, что обалденно хорошая подруга наша Юлька. Если позвонила утром Марусе она, значит какая-то беда у бедняжки приключилась, а вот поди ж ты, сразу забыла Юлька про свою беду, как только узнала про грусть Маруси.

Душа моя застенала: И вот такую подругу пришлось мне потерять!

И из-за кого?

Из-за кобеля Женьки!

Если дружишь с младых ногтей, если и вдоль и поперёк человека знаешь, то какая бы кошка через дружбу не пробежала, все равно не вычеркнуть из памяти добрых времён, все равно люб человек останется.

Вот на какой мысли поймала я себя и решила: «А что, возьму и сама позвоню Юльке!»

Только подумала так, как раздался звонок. Сняла трубку — Юлька!

Глава 24

Юлька позвонила, сказала привет и замолчала. Я вдруг окаменела. Все мысли вылетели из головы. Юлька была на другом конце Москвы, но её наэлектризованное дыхание волновало мои уши, её милое лицо стояло в моих глазах, я чувствовала: я ей нечужая, как нечужая мне она — а между нами Евгений.

И ничего с этим поделать нельзя!

Я-то прощу Юльку, но не простит мне она, когда своего Женьку верну, когда от Юльки его уведу! А ведь уведу!

Уведу!!!

Юлька, словно учуяв обратный ход моих мыслей, вздохнула. Для симметрии вздохнула и я, но молчание не нарушила, предоставляя такую возможность ей. И Юлька наконец решилась.

— Как себя чувствуешь? — смущённо спросила она.

Пришлось отвечать с преувеличенным оптимизмом:

— Очень хорошо, но ещё хуже чувствовала себя вчера.

— То же и у меня.

Опять помолчали.

— Маруся сказала, — вновь робко начала она, но я решительно её оборвала:

— Маруся мастерица подразукрасить чужую ложь. Не стала бы ей верить.

Юлька со мной не согласилась.

— Нет, здесь Маруся оказалась права, — со скорбным вздохом сказала она, — да Женька и сам не отрицал, что был на рыбалке.

Я испытала шок. Юлька устроила Женьке скандал, а тот и не отпирался? Признал, что был со мной на рыбалке? Вот это да! Чтобы это значило?

Я терялась в догадках.

— Соня, — жалобно проскулила Юлька. — Соня, понимаю, ты на меня зла…

— Ничего подобного. Зла не держу никакого, более того, прямо перед твоим звонком в самых добрых красках тебя вспоминала.

Услышав моё признание, Юлька залилась слезами. По-своему это истолковав, я спросила:

— Не веришь?